Он повалял одну тушку пальцами, достал, понюхал. Я увидел, что рядом с его лежбищем стоит длинная палка. Вероятно, он поджидал, пока крыса выползет на стол, чтобы полакомиться его лепешкой, и в тот момент на нее обрушивался удар.
— Может, тебе чего принести? — предложил я, запоздало вспомнив, что в нашей повозке уже почти ничего не осталось из еды.
— Ничего мне от тебя не надо. Хочешь объедками старика накормить? Езжай своей дорогой, — он вдруг посмотрел на дверь. — А это тоже погонщик?
В проходе стояла Надежда, настороженно поглядывая то на меня, то на хозяина. Дубинка — в опущенной руке.
—Иди к лошади, — велел я.
— Я отогнала ее во двор, — ответила упрямая девчонка. — Ее с улицы не видно.
— Ну, дела... — пробормотал старик и вновь начал расчесывать тело.
Я представил, сколько грязи и насекомых скопилось под тряпками.
— Где люди? — вновь спросил я.
— Люди-то? Сгинули. В один день — как все ушли, так и не пришли. А кто остался — те тоже разбежались куда-то. Один я здесь.
— Куда же они ушли? И чего тебя с собой не прихватили?
— А на кой ляд я им нужен? Какой от меня прок? Вы бы меня повезли с собой?
— Повезем, если скажешь, куда тебе нужно.
— Нечего меня трогать. Ступайте своей дорогой. Я все еще думал, сказать ли старику, что вся его деревня вымерла, а тела соседей и родственников лежат окаменевшие у болота. Не похоже, что он сильно от этого расстроится, хотя, как знать... Но меня опередила Надежда.
— Дедушка, они все умерли, — проговорила она, внимательно наблюдая за ним.
— Умерли — значит, такая у них дорога. А я вот — жив! — он расхохотался. — Хоть брюхо и пухнет от крысиных кишков, а вот живой таки!
Он уставился в одну точку, обдумывая известие.
— Что ж, выходит, больше никто и не придет сюда? — растерянно проговорил старик минуту спустя. Но тут же спокойно добавил: — А и черт с ними. Полакомлюсь пока хвостатыми, а придет время — они мною пообедают.
Он искоса поглядел на меня.
— Кто ж их поубивал?
— Прорва убила.
— Ну да... — кивнул дед. — Кто ж еще наших тронет? Кому мы еще нужны?
Я решил, что пора прекращать пустую болтовню и переходить к делу.
— Старые вещи есть в деревне, отец?
— А ты пришел наши вещи забрать? — с неожиданной злостью проговорил старик, прожигая меня взглядом. — Погонщик... — он закончил фразу новым набором ругательств.
— Вещи у меня свои есть, — твердо ответил я, сбивая с него спесь. — Мне просто надо знать, откуда вы брали старые вещи.
— Почем я знаю, откуда их брали? Я уже сто лет нигде ничего не беру — ноги у меня не шевелятся, понял, ты, молодой?!
— Может, кто-то говорил, — терпеливо продолжал я. — Ты же столько лет прожил, все должен знать здесь. Может, вспомнишь — хорошие старые вещи, не ржавые.
— Не знаю никаких вещей. Мальчишки тут с железками бегали, а внучата мои... — он вдруг осекся, лицо его вытянулось. — Слышь, погонщик, а внучатки мои тоже померли?
— Не знаю... Не видел... — невнятно проговорил я, растерянно обернувшись к Надежде. — Были там какие-то дети...
Надежда шагнула вперед, заставив меня замолчать.
— Ну что ты, дедушка, — напористо заговорила она. — Внучата твои живые, спаслись. Только они ушли отсюда.
— Внучатки мои толковые, — мигом успокоился дед. — Знают, когда надо уходить.
Надежда вновь отступила за мою спину, успев бросить на меня негодующий взгляд.
— Были у них железки, — неожиданно сказал старик. — Таскали их из омута и сюда тоже приносили. Бывало, что торговцы старое железо спрашивали. Я, правда, не смотрел за этим, насмотрелся уже...
— Из какого омута, отец? — переспросил я, многозначительно взглянув на девушку. — Где он есть, этот омут?
— Ты погоди, молодой. Я говорю, что пацаны ныряли, да только достать никто не мог. Там обрыв, весь в камнях. Глубоко. И я вроде нырял, когда малой был. Что-то там видел, а что — не помню уже.
Я почувствовал, что Надежда схватила меня за рукав. Она что-то шепнула мне, но я не разобрал, потому что все внимание было приковано сейчас к старику, который лежал, разбитый параличом, чесался, гнил заживо и не знал, что слова его для нас дороже любого клада.
— Где омут? — настойчиво повторил я.
— Да что ты заладил про свой омут?! — с досадой отрезал дед. — Езжай через деревню, а за мостком сворачивай — сам увидишь, там два холма рядышком, как шишки торчат. Прямо промеж них и бери. Там по камушкам, по камушкам — не заблудишься. Если пешком пойдешь — долго добираться будешь, а на телеге — еще дольше. Дороги нет, колеса в камнях увязнут. Пешком ловчей.
Мы с Надеждой снова переглянулись. Я поднялся.
— Поехали, что ли? — слабо проговорил старик. И откинулся на свои тряпки, отвернувшись. Голос его вдруг стал слабым, почти неслышным, словно все силы он потратил на разговор с нами.
— Ну, езжайте, куда хотите. А я подыхать останусь... Он больше не сказал ни слова. Как будто нас вмиг не стало в его доме. Либо потерял интерес к нам, либо действительно лишился всяких сил. Мы попрощались и поспешно выбрались на свежий воздух.
— Мы так и оставим его? — проговорила Надежда.
— Хочешь с собой взять?
— Нет, но... Нужно что-то для него сделать... воды принести, может.
— Не беспокойся. Воду он сам себе носит.
— Откуда ты знаешь?
— Там бадья с водой стоит. Старик, похоже, только притворяется парализованным.
— Зачем?
— Мало ли... Чтоб разбойники пожалели, не тронули, например.
— Как это все дико, — проговорила девушка, поежившись.
— Ничего, привыкнешь... Что ты думаешь насчет этого омута?
— Я все поняла, — ответила она. — Нужно только съездить туда и проверить.
— Что поняла, что проверить?
— Сначала поедем. Ничего не буду говорить, пока сама не увижу.
Я лишь чертыхнулся про себя.
Огромное круглое озеро мы увидели издалека. Оно разлилось в большой впадине, над которой нависали те самые холмы-шишки, описанные стариком. Блуждать было, в общем, негде, мы почти сразу нашли нужное направление, хотя путь растянулся на несколько часов. Старик оказался прав: наша лошадка едва тащилась по камням, через которые тяжело и неохотно перекатывались колеса. Я даже хотел скинуть с повозки ставший ненужным навес, чтоб было чуть полегче, но Надежда отговорила.
Она по-прежнему помалкивала, но по ее глазам я отлично видел, что объяснение предстоит в самом ближайшем будущем. Что-то обдумывая или вспоминая, она внимательно рассматривала окрестности.