— Легче, легче… — бормотал Брундуляк. — Не гони… дверь не закрылась… перегазовка…
— Не в обиду, Кира. Я б даже не спрашивал, но дело такое… Ты вот скажи — правда деньги у Машки украл? Кирилл подавил в себе стон.
— Нет, не правда! — раздался вдруг девичий голос. Все удивленно обернулись. Сзади стояла Машка и весьма решительно смотрела на всю троицу.
— Неправда, — повторила она. — Никто ничего у меня не украл.
— Я так и думал, что Промзавод — ублюдки, — с облегчением сказал Утя.
— Ручник не держит… — добавил Брундуляк. — Поршневую менять… кольца старые…
— Идем, — сказала Машка изумленному Кириллу и взяла его за руку.
Тот безвольно поднялся и сделал несколько шагов, потом в замешательстве обернулся на приятелей.
— Кира, — еще раз прогундосил Утя. — Вечером будем решать, что с «мазутом» делать… Наверно, придется пехоту собирать, на Промзавод идти, вопросы разбирать. Ты пойдешь?
— Пойду. Какой разговор.
— Вечером, в общем, на Гимназии… И они с Брундуляком занялись пивом, которое оставил Кирилл.
— Правда пойдешь? — спросила Машка, когда они вышли из скверика.
— Правда, — сказал Кирилл. — Видала, что они с нашими делают?
— Не ходи лучше. Тебе это не нужно. Ты не такой.
Кирилл хотел было ответить в рифму. И ответил бы, но рядом была Машка, а не какая-нибудь фря из «навозной академии». Он смолчал.
— Кирилл, что вокруг творится? — с тревогой спросила она. — Какие-то разговоры, какие-то деньги… Я ничего не понимаю.
— А тебе мазутники разве не разъяснили еще? — Кирилл был угрюм.
— Сказали, что ты мне деньги должен. Какие деньги?
— И все? Больше ничего не сказали?
— Сказали, что… — Машка вдруг запнулась и опустила глаза. — Они сказали, что принесут тебя с отбитыми почками. И ты сам остальное расскажешь.
— А-а… Ну, когда принесут — тогда и расскажу.
Самое время было повернуться и уйти. Не хватало только Машке жаловаться — обманули меня, бедненького дурачка, обокрали… Но Кирилл не мог просто так уйти. Все-таки рядом Машка, не кто-нибудь.
— Ты думаешь, что я девчонка, и поэтому со мной разговаривать не стоит, — печально констатировала она. — Это по-детски, Кирилл. Ну хорошо. Не говори ничего. Я сама скажу, кому надо…
— Что ты скажешь? — всполошился Кирилл.
— Ничего… Я хочу, чтоб ты знал — я никому из них не верю. Ты не мог сделать мне ничего плохого.
— Ну… да, не мог, — признался Кирилл.
И вдруг он увидел Паклю.
Удивление Кирилла было так велико, что он застыл с широко открытым ртом. Никогда еще он не наблюдал Паклю в таком виде.
Это было что-то невероятное. Пакля был вдрызг пьян и необычайно весел. Он стоял возле баданянской палатки и поил завсегдатаев коньяком и мартини.
На нем висели широкие фиолетовые штаны с отливом, а также оранжевая рубашка, вся в зеленых цветах, и еще — пиджак цвета морской волны с накладными плечами. Глаза были скрыты огромными темными очками в золотистой оправе. Но все равно, в этом клоунском наряде узнавался тот же самый облезлый потрепанный Пакля. Можно оправить золотом картофелину, но каждый скажет, что это именно картофелина, не более того.
У Пакли в одной руке была необычайная диковинка — сотовый телефон. Никто в Зарыбинске таких не видел, потому что они здесь не работали, не доходил сигнал. Другую руку он то и дело подносил к глазам — на запястье болтались большие блестящие часы.
Он что-то громко говорил, хохотал, и алкаши тоже заискивающе хихикали, быстро опрокидывая в себя стаканчики с мартини и морщась. Повсюду стояли группки молодежи, все смотрели на эту картину и озадаченно чесали затылки.
— Да что ж творится… — сокрушенно пробормотал Кирилл, и в этот момент Пакля заметил его и Машку.
Он взял из-под ног недопитую бутылку, отобрал у алкашей два пластмассовых стаканчика и пошел, поблескивая штанами.
— Машута! — радостно крикнул он. — У меня день рождения, я наливаю. Держи стакан.
Машка подалась назад. Никто не знал, когда у Пакли день рождения, всем было глубоко плевать. Он мог объявить его в любой день.
Он навел глаза на Кирилла.
— А это что за мальчик с тобой, Машенька? Ему тоже налить? Или он еще маленький?
— А ну иди отсюда, — набычился Кирилл.
— Не на-адо так со мной, — ласково предостерег Пакля. — Теперь нельзя-а-а.
Он полез в карман и достал комок денег. Две бумажки выпали и, кружась, опустились на асфальт.
— Ну, Машечка, поехали на Узловую? По кабакам, а?
— Уйди, — Кирилл напрягся. Машка спряталась за него.
— Ладно, — Пакля махнул рукой. — Тебе тоже налью. Все прощаю. Но сначала Машечку поцелую…
Он очень ловко схватил Машку за руку и потянул к ней свои блестящие губы, окруженные прыщиками. Машка жалобно вскрикнула. Кирилл почувствовал, что свет меркнет в его глазах.
Он крепко взял Паклю за шиворот и, уже не контролируя себя, звонко приложил его кулаком в челюсть. Затем, не давая упасть, добавил под дых и, наконец, оттолкнул. Пакля свалился, держась за ушибленные места. Публика загудела. Алкаши у палатки вдруг куда-то исчезли, видимо, боялись, что Пакля призовет их в союзники.
Но он не собирался звать алкашей. Он, не вставая, вытащил из-под воротничка черный ободок и что-то негромко сказал. Только после этого поднялся, подобрал слетевшие очки и отошел, малость протрезвевший, с жалостной усмешкой глядя на неприятеля.
Кирилл почувствовал, что Машка вцепилась в его руку. Он глянул на нее и вдруг заметил в глазах девушки такой неподдельный ужас, что самому стало не по себе.
— Ты что?! — испуганно спросил Кирилл.
— Пойдем скорее, — прошептала Машка, вжимая голову в плечи. — Нам надо уходить, Кирилл. Обязательно…
— От кого? От этого?
— Кирилл, надо уходить, — повторила Машка и вдруг тихо ахнула, заметив что-то. Тут же она с неожиданной силой потянула Кирилла за собой. Казалось, она знает что-то такое, о чем Кирилл не подозревает.
Он обернулся. Прямо на него шли два высоких плечистых мужика, очень похожих друг на друга. Оба были одеты в простые спортивные костюмы — Пакля, наконец, позаботился.
— Ну что, Кира? — вздохнул он, — Вот и пришел твой звездец. А счастье было так возможно… Взять его!
Незнакомцы на удивление проворно ухватили Кирилла за руки, встав по бокам. Кирилл ошалел — он не предполагал, что люди могут так крепко держать. Как тиски — ни на волос не сдвинешь.
Со всех сторон начали подтягиваться зеваки, предвкушая увлекательный спектакль. Машка всхлипывала, она была напугана так, будто сам Годзилла вторгся на зарыбинские улицы.