Хрящ испуганно ойкнул. За створкой стоял человек в военной форме. Наконец Кирилл видел перед собой легендарного дядю Спартака.
— Здрасьте, — невольно вырвалось у него. Спартак улыбнулся и вошел в комнату. Он был высокий, плечистый, молодцеватый. Форма на нем смотрелась просто умопомрачительно — вся в блестящих пуговках и бляшках.
— Наблюдаете? — спросил он, взглянув на открытые створки иллюминатора.
— Да вот… — сказал Кирилл и от нехватки слов ожесточенно зачесал затылок.
— А вы чего, — подал голос Хрящ, — вы так и сидели там?
— Где?
— Ну… в шкафу.
— Зачем мне сидеть в шкафу? — Спартак удивленно обернулся. — Это просто лифт.
Он подошел к иллюминатору и картинно застыл, широко расставив ноги и сложив руки на груди.
— И что вы об этом думаете? — последовал вопрос.
— Мы? — пискнул Хрящ. — Да мы так… просто смотрим.
— Кажется, сейчас… — Спартак взглянул на часы. — Да, я успел вовремя. Сейчас увидите начало суточного полупериода.
Хрящ и Кирилл переглянулись в замешательстве и подошли.
— Вот это все, — рука Спартака описала полукруг, — исследовательские и контролирующие станции. А это, как вы догадались, ваша Земля. Смотрите внимательно, что сейчас будет.
«Ваша земля…» Кирилл грешным делом подумал, что сейчас станции испепелят нежно-голубую планету из каких-нибудь лазерных пушек. Но время шло минута за минутой, а ничего не менялось.
— Сейчас, сейчас… — пообещал Спартак. Вдруг он подался вперед, едва не стукнувшись лбом о стекло. — Вот! Вот!
Все сразу заметили — краешек Земли начал как бы мерцать, становясь с каждым разом все бледнее. Потом как-то незаметно планета словно переместилась немного выше. Теперь она выглядела иначе, наверно, повернулась другим боком.
— Вот и все, — Спартак одернул китель и весело посмотрел на ребят. — Это уже не ваша Земля.
— А чья? — настороженно спросил Кирилл.
— Наша. Подобное происходит до четырех раз в сутки.
Хрящ и Кирилл заторможенно моргали. Слова Спартака могли означать все, что угодно. Он, кажется, понял, что нужны разъяснения.
— Сначала вы видели свою Землю, — сказал он, присаживаясь на кровать. — Затем произошло смещение, и перед нами появилась наша Земля. А разница между ними — около трехсот лет. Вы меня понимаете?
— Нет, — с готовностью ответил Хрящ.
— Это естественно. Мне придется изложить вам все от начала до конца. С вашего позволения… — он вжикнул застежкой, распахивая китель, и сел чуть свободнее. — Мы ведь уже встречались с вами?
— Да, было, — подтвердил Кирилл.
— Конечно, я даже помню ваши лица.
— И мы вас помним, — сказал Хрящ.
— Вы вполне осознаете, где находитесь?
— Ну… в космосе, — Хрящ пожал плечами.
— О да, конечно. Но… по-вашему, какое сейчас время?
— Утро, наверно.
— Хм, да… — Спартак спрятал улыбку. — В каком-то смысле утро. Утро две тысячи триста седьмого года.
Хрящ и Кирилл смотрели на него и ждали, когда этот взрослый человек перестанет молоть чушь, хмыкать и загадочно улыбаться. Ну неужели трудно взять и все толково объяснить?
Спартак, видимо, ждал бури эмоций. Он выжидательно молчал. Но эмоций не было — приятели еще не вполне осознали смысл сказанного.
— Ребята, — с нажимом произнес он. — Сейчас две тысячи триста седьмой год. Вы не понимаете?
— Кира! — выдавил Хрящ. — Кира, они нас заморозили на триста лет. А теперь разогрели.
— Нет-нет! — Спартак даже чуть испугался. — Вас не замораживали, все не так!
— Что вы с нами сделали? — произнес Хрящ замогильным голосом. — Нас мамки дома ждут.
— Успокойтесь, прошу вас. Вы готовы слушать?
— Всегда готовы, — мрачно кивнул Кирилл. Он пока не собирался верить в странные фразы, которыми сыпал их новый знакомый.
— Итак, представьте себе ситуацию… — Спартак ненадолго задумался. — Представьте: происходил учебный полетный марш по линии Марс—Земля. Три десятка посадочных капсул выстреливаются через гиперполярный канал… это особый метод транспортировки. Поле сильной напряженности как бы сжимает пространство, и расстояние сокращается в десятки раз. Я понятно объясняю?
— Ага, — кивнул Хрящ, надеясь понять все по ходу рассказа.
— Итак, учебный полетный марш. Несколько десятков капсул. В каждой — по восемь андроидов-бионетиков и человек-оператор. Командир, иначе говоря. Капсулы попарно выходят из канала и приземляются в заданных точках. В последней паре — я и еще один наш офицер. Мы выходим из канала и вдруг оба понимаем, что падаем неизвестно куда. Под нами Земля — те же материки и океаны — но… не та Земля. Нет радиокартины, нет сетки привода, нет направляющих полей. Мы просто падаем, вслепую скользим в атмосфере.
— И в конце концов падаете прямо на нас, — закончил Хрящ.
— Если бы мы просто падали… Мы не ожидали нападения, это же был учебный бросок. Разумеется, противорадарная защита не работала. Нас засекли ваши наземные службы и, очевидно, запустили ракету. Моему экипажу удалось спастись, мы уклонились. Но лишь после того, как вторая капсула уже была сбита. Командир-оператор, судя по всему, получил тяжелые ранения и не смог управлять своими бионетиками. Они же восприняли ракетный удар как акт агрессии и сразу после посадки начали самостоятельно выполнять соответствующую программу.
— Магазин нам разгромили, — понимающе кивнул Кирилл.
— Они всего лишь заняли позицию и постарались ее удержать. Пассивная оборона — простейший тактический алгоритм для бионетических шасси. Их вообще не стоило трогать, они спокойно сидели бы там и ждали помощи.
— А человек-командир погиб? — спросил Кирилл, уже догадавшись, что речь идет о настоящем отце Ираиды.
— Мы не можем точно этого знать, — тихо ответил Спартак. — Мы не нашли вторую капсулу. Возможно, он до сих пор там — живой.
— Живой, — с сомнением хмыкнул Хрящ. — Столько времени прошло… Да он бы с голоду давно помер.
— Это зависит от того, насколько серьезно разрушена капсула. Оператор находится в отдельном герметическом отсеке. Его состояние всегда под контролем автоматики. Как только она фиксирует опасное снижение биологической активности, принимаются меры. В случае травмы, ранения, серьезной аварии человеку вводятся препараты, замедляющие все жизненные процессы, затем включается мягкая заморозка. В этом состоянии оператор может находиться многие месяцы, пока не получит помощь.
— От-тана! — подивился Хрящ. — Выходит, где-то у нас так и лежит замороженный десантник? Весь законсервированный, но еще живой, да?
— Мы надеемся, что живой, — сдержанно ответил Спартак.