Кирилл крался осторожно, держась вплотную к заборам, поэтому успел вовремя заметить патруль. Трое солдат шли по середине улицы, зевая и роняя сигаретные искры. Кирилл был настороже, но в панику и излишнюю боязливость не впадал. Солдаты не знали тех потайных тропок, дырявых заборов и густых зарослей, среди которых вырос Кирилл. Он знал, как ему стать невидимым в своем городе.
В родительском доме окна были темными. Кирилл подошел со стороны сада. Забеспокоился, зарычал Черныш, но тут же утих, признав своего. Кирилл затаился под окнами, прислушиваясь. Возле дома могла быть засада. Или даже в доме.
Тихонько свистнув, Кирилл подозвал собаку.
— Голос! — прошептал он и щелкнул пальцами.
Черныш тихо заворчал, дивясь странной прихоти хозяина.
— Ну? Голос!
Собака начала лаять — сначала неуверенно, потом все громче и чаще. Звякнул шпингалет, на крыльце показалась мать, придерживая рукой халат.
— Кто там? — с тревогой спросила она.
— Ма, это я! — громко прошептал Кирилл. — Дома тихо? Нету никого?
Через секунду мать уже изо всех сил обнимала его и мочила щеку слезами.
— Сынок… а я думаю, куда ты подевался?.. — всхлипывала она. — Солдаты за тобой приходили. По пять раз на день спрашивали, где ты. А я подумала, случилось чего-то…
— Ничего не случилось. Ерунда все, потом расскажу.
— Ну скажи… скажи, что натворил? Я — мать, я пойму. Я от тюрьмы тебя спрячу.
— Да какая тюрьма! — почти разозлился Кирилл. — Запомни: ничего плохого я не делал. Подставили меня — вот что!
— А я гляжу, — продолжала плакать мать, — и денег нет в шкафу. Пропал, думаю, убежал совсем. Кирилл похолодел.
— Ты… смотрела? Ты уже знаешь, что денег нет?
— Да бес с ними, с деньгами, — отмахнулась мать. — Обойдемся, новых заработаем. Ну пойдем. Пойдем в дом, накормлю.
— Не, мам, в дом не пойду. Некогда. Я так зашел.
— Как это — так? — всплеснула руками мать. — Да куда я тебя теперь отпущу?
— Не могу, честное слово. Слышь, ма, я еще побуду некоторое время… кое-где. Недалеко тут. Так надо. Дела у меня. Ты, главное, ничего не бойся и никого не слушай.
— Я с ума сойду.
— Да брось… Не говори никому, что я приходил. Отцу, может, только. Главное, я живой, здоровый, и… И все будет хорошо. А сейчас побегу, меня Машка ждет.
— Ты с Машей? — как и следовало ожидать, имя Машки подействовало лучше валерьянки. Мать сразу стала спокойней.
— Ага, с Машкой, — подтвердил Кирилл. — Я присмотреть за ней должен. Что б не обидел никто, понимаешь?
Мать лишь сокрушенно покачала головой.
— Возьми хоть покушать, — сказала она. — Я сала достану, яичек отварю. И курточку какую-нибудь— ночь-то холодная.
— Да нет, не надо ничего. Ну, свитер принеси только. И еще сигарет — возьми там у бати.
Мать не хотела его отпускать и пришлось вырываться чуть ли не силой. Она все же окликнула вдогонку:
— Кирюша! Скажи честно: не убил, не ограбил?
— Нет, — помотал головой Кирилл. — Честное слово. Когда он вернулся на опушку к капсуле, там еще никого не было. Машка с Хрящем появились только через полчаса.
— Ну как, поставили? — поинтересовался Кирилл.
— Ага, работает, — ответил Хрящ, разгоряченный после ночного рейда на кладбище.
— И еще, — добавила Машка. — Мы, кажется, нашли капсулу.
* * *
Зарыбинцы уже привыкли к постоянному присутствию военных на улицах и не обращали на это особого внимания. Старый алкоголик Мендельсон даже извлек из подобного положения выгоду: частенько, нацепив на рубашку полдюжины значков и медалек победителей каких-то соревнований и участников различных конференций, он останавливался перед патрулем и жалобно говорил:
— Братишки! Солдатики! Не пожалейте рубля для ветерана…
Бывало, ему везло. Но одного не могли горожане добиться от бойцов: точного ответа на вопрос, зачем те вошли в город. Пятнистые «стрепеты» крепко держали язык за зубами, и городу оставалось только питаться причудливыми слухами.
Пасмурным утром, вскоре после заварухи у дома Машки Дерезуевой, размеренные будни местной молодежи прервало одно небольшое, но своеобразное событие. Накануне ночью Коля Веточкин, сорокалетний грузчик с лесоторговой базы, напился вусмерть и уснул с расстегнутыми настежь штанами прямо под памятником героям-трактористам.
К памятнику тут же потянулись большие и малые группы зрителей — как вполне взрослые парни, так и юные школьники. Да и школьницы тоже заходили. Все с интересом разглядывали то, что вывалилось из ширинки Коли Веточкина, бурно обсуждая и комментируя ситуацию. И еще ждали, когда тот проснется и какая у него при этом будет физиономия. Вызывать милицию никто, понятное дело, не торопился.
Наконец кто-то из сердобольных мужиков сочувственно вздохнул.
— У него брат тут рядом работает, Санька. Надо б сказать…
Побежали за братом Санькой в столовую, где тот числился разнорабочим. Брат явился почти немедленно, вытирая руки о жирный заляпанный фартук. И с неожиданным злорадством расхохотался:
— А-а, попался! Теперь я тоже ему так сделаю.
— Что ты ему сделаешь? — удивились мужики.
— Не знаю… Как он мне сделал. Я раз тоже уснул в —гараже, так он мне штаны и рубаху скобами к полу прибил. Мне на работу вставать — а не могу. Думал, парализовало, чуть с ума не сошел. Щас я ему тоже сделаю…
Санька куда-то убежал. Было пасмурно, по небу плелись рваные серые облака. Зрители покуривали, с нетерпением ожидая продолжения семейной драмы.
Санька вернулся, прижимая к фартуку целый кулек осклизлых мясных отходов.
— Щас, щас… — пообещал он, склоняясь над телом брата. — Вот тебе, Коляха! Получи, братишка!
К восторгу и удивлению публики он аккуратно пересыпал содержимое кулька прямо в штаны Коли Веточкина, безмятежно спящего под сенью гипсовых героев-трактористов.
— На тебе, дорогой! — прошипел он и застегнул брату ширинку.
— Хыть у одного совесть!. — сварливо бросила проходящая мимо женщина. — Хыть один додумался страмоту человеку спрятать.
— Ну чего… — пробормотал Санька, отходя назад и прячась за спинами зрителей. — Пускай просыпается. Поглядим на него, умника…
Но Коля Веточкин не просыпался, лишь сучил ногами, которым стало мокро и неудобно.
— Алле, пацаны! — призвал Санька. — Есть рогатка? Будите его на хрен! Прямо в задницу садите.
Рогатка нашлась. Какой-то второклассник тщательно выбирал гнутик, прежде чем сделать выстрел. При общем дефиците цветных металлов алюминиевые гну-тики для рогатки ценились в городке не меньше, чем патроны для «кольта» на Диком Западе.