– Послушай, Люлю, если так будет продолжаться, я сойду с ума! – кричала она.
Тогда Моблан отправлялся с ней в магазин и покупал сумочку или шарф – он был уверен, что подарок лучше всего успокоит Сильвену.
Оставшись одна, молодая женщина сжимала виски руками и горестно вздыхала: «У меня есть все: успех в театре, деньги, квартира, горничная, драгоценности, а я так несчастна!»
Люлю между тем все ночи проводил в казино. Покусывая кончик сигары, он сидел за столом, где играли в баккара, и неизменно ставил на цифру пять, по его собственным словам – «из принципа»; покидая игорный зал он регулярно оставлял крупье чек на внушительную сумму.
– Только подумай, как много мне приходится тратить из-за тебя, – укорял он Сильвену. – О, эта поездка влетит мне в копеечку! Да, да!
Она попробовала заикнуться о новой роли в предстоящем сезоне.
– В твоем положении! Забудь и думать об этом, крошка! – воскликнул он. – Это безрассудно.
Нельзя лгать до бесконечности, и Сильвена понимала, что час расплаты близок.
Едва возвратившись в Париж, она ночью прибежала к Анни Фере, чтобы найти утешение в ее объятиях.
– Миллион! Нет, ты пойми, Анни, из моих рук уплывает миллион, и лишь потому, что я не могу родить этого проклятого младенца! – рыдала она. – Ведь такая сумма мне твердо обещана, у меня есть письменное обязательство! А там я живо выставила бы Люлю за дверь и жила бы припеваючи всю жизнь. Слыханное ли дело, чтобы человеку так не везло!
И она снова залилась слезами.
– Не надо так убиваться, милочка, успокойся, – уговаривала подружку Анни, прижимая ее ярко-рыжую голову к своей могучей груди. – О, к старой Анни обычно всегда прибегают в трудную минуту, – продолжала она, – а когда все хорошо, о ней и не вспоминают! Такова жизнь.
– Когда он узнает, что я его обманываю, он придет в ярость, – скулила Сильвена.
– Пустяки! Он поверил в беременность, поверит и в выкидыш.
– Да, а миллион?..
Закинув руки за голову, Анни философствовала:
– До чего ж все-таки нелепо устроена жизнь. Сколько женщин на свете рожают детей, не желая этого, а вот когда женщина мечтает о ребенке… Сущая нелепость!
Внезапно она села в постели и, стиснув худые плечи Сильвены, воскликнула:
– Не горюй, душенька, я нашла выход!
– Какой?
– Нашла, нашла. У нас в «Карнавале» есть гардеробщица. Новенькая… Ты ее не знаешь…
– Ну и что?
– Она в положении уже три месяца. Примерно столько тебе и нужно. Бедняжка не знает, как быть. Тебе достаточно пообещать ей пятьдесят тысяч франков, ведь она и подумать о такой удаче не смеет! Да она даже и без денег согласится, я уверена.
– Ты полагаешь, что это возможно? – спросила, совершенно растерявшись, Сильвена. – Но как устроить… Чтобы все это не выплыло наружу?
– Нет ничего проще, – рассмеялась Анни. – Предоставь действовать мне. И я все мигом улажу.
– О Анни! Анни! – вскричала Сильвена. – Если только ты поможешь мне добиться своего, клянусь, я поделю с тобой деньги!
– Не давай обещаний, которых ты все равно не сдержишь, душенька, – ответила певичка. – Если ты потом захочешь отвалить и мне пятьдесят тысяч – превосходно! Это немного поправит мои дела. Но не деньги меня прельщают: ты же знаешь, твоя Анни принадлежит к разряду простофиль. – И она провела рукой по безнадежно плоскому животу Сильвены.
Спустя десять дней Сильвена уехала на юг. Знакомый врач порекомендовал ей дышать морским воздухом в течение всей беременности. Однако он не советовал молодой женщине жить у самого моря – «это плохо действует на нервы»; поселяться в городе тоже не стоило. Ей нужен полный покой. Словом, врач сам выбрал место где-то около Граса: там практиковал его коллега, на которого можно было положиться.
– Отчего бы тебе не поехать со мной? – лицемерно спросила Сильвена. – Полгода в деревне, все время вместе, вдвоем! Знаешь, это такая славная деревушка, по улицам бродят быки. Пахнет навозом…
– Нет-нет! – испуганно замахал руками Моблан. – Не могу же я забросить дела, мне необходимо бывать на бирже. Нет, ты будешь осторожна, благоразумна, дитя мое, и поедешь одна.
– В таком случае ты, по крайней мере, снарядишь меня как следует в дорогу, милый Люлю? Я хочу, чтобы меня окружали только вещи, подаренные тобой.
– О, пожалуйста… Знаешь что? Поедем сейчас же в магазин на авеню Оперы. Я куплю тебе чемодан из телячьей кожи.
Наутро Сильвена заявила, что ее будет сопровождать подруга. Люлю удивился – он ничего не знал о ее существовании.
– Да нет же, ты просто забыл… Ведь это Фернанда, я тебе двадцать раз о ней рассказывала. Правда, с тех пор как мы сблизились с тобой, я вообще никого не вижу, кроме наших актеров. Мне здорово повезло, что она сейчас свободна и согласилась поехать со мной. Жить там одной – это…
Люлю проводил Сильвену на вокзал. На голову он водрузил светло-серый котелок.
– Будь осторожна, будь осторожна! – беспрестанно твердил он.
Моблан помог ей взойти на подножку вагона, а затем остановился на перроне возле окна. Он снял котелок и легонько похлопывал им по пальцам Сильвены, которая, высунувшись из окна, облокотилась о металлическую раму. Застенчивая «подружка» притаилась в глубине купе.
– А когда я вернусь… – начала Сильвена.
И она сделала вид, будто качает на руках младенца.
В первый раз Сильвена увидела на помятом восковом лице старого холостяка отпечаток волнения: его блекло-голубые глаза подернулись влагой, словно запотевшее стекло, и в них появилось какое-то незнакомое ей выражение.
И, бог знает почему, сама Сильвена ощутила волнение.
– Будешь мне писать? – спросила она.
– Да-да, каждую неделю, обещаю тебе!
Она послала ему воздушный поцелуй. Он улыбнулся, расправил плечи и, глядя вслед уходящему поезду, долго размахивал шляпой.
«Крошка обожает меня», – подумал он.
Его толкали. Он этого не замечал.
Дижон, Лион, Баланс…
«Подружка» никогда не ездила в спальном вагоне, как, впрочем, и Сильвена. Но для актрисы роскошь и комфорт стали уже привычными. Своеобразное чувство гордости мешало Фернанде спать, и она до самого рассвета слушала, как проводники выкрикивают названия станций.
Тулон… Фернанда ни разу в жизни не видела моря. Подняв штору, она испустила восторженный крик.
– Господи! Если бы какие-нибудь две недели назад мне сказали… Нет-нет, если бы мне кто-нибудь сказал!.. – повторяла она.
– Здесь совсем не то, что в Довиле, – небрежно заметила Сильвена.