Нати решительно замотала головой:
– Ты что! Это же великий грех! Она ни за что бы не сказала такое про своего сына, побоялась беду накликать!
– Ну… может, и так. Хотя, если б не ты, ее ненаглядный Алонсо стал бы главным наследником дона Рикардо. Давай рассказывай, что ты там еще выудила у Доры? А помнишь какие-нибудь комнаты в доме? Украшения матери? Как звали слуг? Были у вас в доме собаки?
– Да это-то зачем?
– А как ты собираешься доказывать, что ты – это ты? Нужно как можно больше узнать и вспомнить. Ведь все хранится в твоей кудрявой глупенькой головке, осталось только добыть это оттуда!
Карла говорила так, словно Нати на днях отплывала в Испанию для получения своего изрядно залежавшегося наследства. Они даже обсуждали способы добраться до Европы. План Карлы, поначалу казавшийся фантастическим, разбитый на мелкие детали, внезапно начал выглядеть вполне осуществимым. И даже разумным!
– Лучше всего добраться до Ямайки. Там порт не чета вашему, приходят корабли со Старого Света. До Европы можешь доплыть на каком угодно судне: хоть на французском, хоть на английском, хоть на голландском. Все деньги сразу не отдавай, скажешь, тебя ожидает родня, она и заплатит вторую половину. Лучше с кем-нибудь объединиться, чтобы не так боязно было… Испанцы воюют с французами и англичанами, так что порты для судов этих стран закрыты. В Европе попробуешь добраться на голландце или по суше – там определишься. Ну а в самой Испании… все зависит от тебя и твоего ангела-хранителя. Нужно еще раздобыть денег на дорогу. Да и в отчий дом ты должна явиться не какой-нибудь бродяжкой-оборванкой, а достойной сеньоритой. Но с чем-чем, а с монетами у тебя проблем быть не должно: ты же работаешь в лавке и всегда можешь припрятать су, а то и ливр-другой? Да еще и знаешь, поди, куда месье Мартель прячет выручку, а?
Нати сделала вид, что не поняла прозрачного намека. Ей не нравилось, что подруга часто заговаривает о дедушкиных деньгах. Карла поняла, что больше от «испаночки» сегодня ничего не добьешься – на девчонку накатил очередной приступ упрямства, – и отступилась, памятуя о том, что капля точит камень.
Только она не подозревала, что у «капли» совсем не осталось времени…
– Послушай, там тебя какой-то англичанин разыскивает!
– Прям-таки меня? Так и спрашивает: а подайте-ка мне девушку Карлу? И как он, хорош собой? А кошелек имеется?
Нати и сама не поняла, чем ее встревожили расспросы незнакомца: она даже бросила присматривать за разгрузкой дедушкиной шхуны и вихрем взбежала прямо на второй этаж в комнату Карлы, не обращая внимания на изумленного хозяина и слуг.
– Ярко-рыжий, высокий, хорошо одетый, возможно, и деньги имеются, – серьезно перечисляла Нати. – Назвался Бартоломью Ольстером…
Карла аж подскочила.
– Барти?! О, дьявол!
Нати смотрела, как подруга мечется по комнате. Закончила упавшим голосом:
– …вот я и подумала, надо тебя предупредить…
Она никогда не видела Карлу такой испуганной. Казалось, та не знает, что предпринять. Наконец, решившись, нырнула в свой изукрашенный сундучок, напоминавший матросский рундук.
– А кто он, Карла?
– Кто он? – спросила та, продолжая лихорадочно рыться в вещах. – Мой старый приятель. Обиделся, что я его бросила, вот теперь и ищет меня по всему архипелагу. Ну ничего страшного, я с ним поговорю, он и успокоится…
Наконец вытащила из сундука тряпичную куколку, похожую на ту, что делают маленькие девочки: перевязанные ручки-ножки-голова… Нашла время в куклы играть!
– Что ты делаешь?
Карла вспомнила, что в комнате есть кто-то еще, начала торопливо выпихивать Нати за порог.
– Давай-ка уходи отсюда, да побыстрее, чтобы не застукали! Беги, цыпленок, беги, Карла таких услуг не забывает!
Выходя из таверны, Нати столкнулась в дверях с англичанином. Услышала за спиной голос хозяина:
– Чем могу служить, месье?
Сэр Ольстер повторил свой вопрос:
– Я ищу девушку – высокую, красивую, с родинкой над губой…
Озабоченная Нати вернулась обратно к пристани. Наверняка грузчики успели что-нибудь стянуть во время ее отсутствия, но предупредить подругу все же стоило…
На следующее утро город был потрясен страшным известием: в таверне был найден мертвым приезжий англичанин, оказавшийся секретарем губернатора с Антильских островов. Шлюха, принимавшая его, бесследно исчезла. Всего же страннее и загадочней была смерть сэра Ольстера. Эскулап и милиция только руками развели: казалось, все тело мужчины истыкано множеством иголок, от которых остались красные следы-точки… Чернокожие обитатели Омори упорно толковали про колдовство вуду. Слухи подтверждало и наличие языческого алтаря, обнаруженного в комнате Карлы. Сама же Карла наверняка скрылась на вышедшем под утро «купце».
Меж тем хозяин таверны вспомнил, что незадолго до прибытия англичанина к девице забегала внучка месье Мартеля. Нати была призвана к ответу. Стоя посреди разоренной комнаты, она подтвердила, что приходила сказать про ищущего Карлу англичанина.
– То есть ты водила дружбу со шлюхой? – уточнил милиционер.
– Я ее знала, – кратко ответила Нати. Ей не понравились выразительные взгляды, которыми обменялись мужчины.
Нет, они лишь здоровались и иногда разговаривали. Нет, она ничего не знает про колдовские обряды, которые проводила девица, именовавшая себя Карлой. Нет, ей неизвестно, что произошло между той и англичанином.
Выходя, Нати как бы споткнулась и незаметно подобрала валявшийся на полу гри-гри. Вещи были разбросаны по всей комнате, точно Карла собиралась в спешке и никак не могла решить, что же ей взять с собой. Может, на него и обратили внимание, но побоялись взять в руки, как побоялись разрушить языческий алтарь, скрытый за занавеской в углу комнаты – пока отец Модестус не провел над ним очищающий обряд.
Нати несла гри-гри к себе домой. Голова ее шла кру́гом. Так вот про что говорила Карла! Она владела про́клятым знанием, смертельной магией чернокожих! Наверняка по всему архипелагу ее разыскивают готовые мстить родственники и друзья умерших.
Дома Нати ждал большой скандал.
Она и не подумала, что оморские доброхоты первым делом кинутся докладывать дедушке, что его внучатая племянница водит знакомство с непотребной девкой из таверны, которую к тому же обвиняют в убийстве и колдовстве! Месье Мартель был на острове уважаемым человеком, и оттого слухи были еще слаще. Сгоряча Жан Жак отвесил пару пощечин Доре – за то, что не углядела за своей воспитанницей. Негритянка в кухне гневно гремела сковородками и утирала слезы фартуком. Прочие слуги благоразумно старались не попадаться хозяину на глаза, оставаясь в пределах слышимости, чтобы явиться по первому зову.
Но Жан Жак не стал больше размениваться на мелочи, а копил свой гнев для главной виновницы его позора. И обрушился на внучатую племянницу, едва та переступила порог.