— Угрозы не в счет. Видно, ты не собираешься развязывать язык. Ладно, поступай как знаешь.
Баррет нагнулся, обмотал свисающей веревкой запястья Брасье, проверил узел и подтянул его покрепче.
— Ну как, Джо, ты готов?
Джо вскарабкался по стволу, освободил верхний конец веревки, потом проверил, насколько гладко ходит линь по дереву.
— Да, капитан.
— Спускайся и тяни. Сразу повыше и крепче. У нас нет времени на уговоры.
Линь натянулся, Брасье, резко вздернутый вверх, повис в двух футах от земли на вывернутых руках.
Наверное, ему хотелось кричать, но от внезапного шока у бывшего лейтенанта пропал голос.
Винд закрепил веревку и теперь стоял рядом с Барретом, с интересом наблюдая за сценой. На щеках Джо выступил розовый, как у девушки, румянец, глаза весело блестели.
Зрачки Брасье, наоборот, расширились, струйки пота медленно поползли по шее и вискам.
— Спустите меня вниз, — тихо попросил он.
— Говорить будешь?
— Да. Только вы все равно не поймете…
— Опусти его на землю, Джо. Только осторожно, медленно.
Винд, видно, расслышал приказание капитана только наполовину, он попросту перерезал веревку ножом, и Брасье рухнул вниз.
— Вы хуже животных. Это было совсем лишнее.
— Прислоните его к дереву.
Лейтенант после первого же грубого прикосновения впал в полуобморочное состояние. Баррет воспользовался этим, чтобы как следует рассмотреть пленника. Под рубашкой Брасье не оказалось ни цепочек, ни амулетов. Нижнюю кромку ушей скрывали волосы. В левой мочке чернела круглая серьга, и металл дужки казался цельным.
— Не снимается. Где-то я про такое слышал. Ланцетник, дай-ка сюда флягу с выпивкой.
— Может быть, лучше я сам сделаю это?
— Мне не хочется рисковать старым другом. Некоторые вещи бывают опасны.
Баррет смочил ухо лейтенанта бренди, глубоко рассек мочку и быстро выдернул серьгу. Черный металл обжег холодом.
— Бросайте его! — взвизгнул Джо.
— Куда?
— В ручей!
Баррет колебался всего долю секунды, кусок белого металла тихо булькнул и канул на дно.
Короткое время ничего не происходило. Потом темно-зеленая, насыщенная тиной вода вспенилась, несколько крупных рыб всплыло наверх. Мелкая дохлая рыбешка поблескивала, как монеты.
— Что это было? — глухим голосом спросил ошеломленный Смок.
— Смерть, — грубо бросил Баррет. — Смерть этого типа, если бы он разговорился.
Пират кивнул в сторону обмякшего Брасье.
— И наша смерть заодно тоже.
— Господи! — простонал натуралист.
Кровь из разрезанной мочки заливала ему плечо.
Баррет неспешно прижег ранку бренди.
— Или ты сейчас же расскажешь все, или мы продолжим развлечения, уже не боясь серьги в твоем ухе.
— Не надо. Я же обещал, что все расскажу.
— Хотел умереть, забрав нас с собою?
— Нет! Клянусь, что нет.
Брасье потупился, а Баррет встряхнул его как следует.
— У тебя сейчас один выход.
— Выход так себе. Вы меня бросите умирать тут связанным. Поклянитесь, капитан, что этого не будет.
— Я обещаю, что не убью тебя сейчас и не оставлю в лесу. Доволен? А впрочем, у тебя все равно нет выбора.
— Хорошо, слушайте, только не срывайте потом на мне злость.
Когда головорезы хотели поднять бунт на острове Тендейлз, чтобы скинуть губернатора Брина ради интересов сэра Мортонса [26] , мой брат торговал на французской территории. Там он продавал то, что придется, в основном кортики и сабли, в которых отлично разбирался. Торговля шла бойко, потому что на остров стекались разъяренные английские беженцы, в том числе из пиратского поселения, на котором тогда правил сам жестокий Десмонд Рей Белтроп.
Я же вел дела где придется, и начало английских беспорядков застигло меня на острове Омори. Поначалу в тавернах ходили смутные слухи о мятеже, потом моряки рассказали, что Самюэль Мортонс уже арестован и плывет в метрополию, чтобы предстать перед королевским судом.
Сообщник Мортонса, пират Рэй Белтроп, не собирался сдаваться и схватился с объединенной эскадрой королевского ревизора, после чего пошел на дно вместе с остатками мятежных кораблей.
Честно говоря, меня это не волновало.
На Омори я замечательно проводил время, знакомясь с кем придется и ради развлечения наблюдая, как разгружают новые пушки, доставленные из Марселя. Тем временем угар победы у англичан прошел, а ревизор Гринстоун немного побаивался даже арестованного Мортонса.
Наверное, поэтому он захотел подкрепить успех еще одним громким делом, а потому увести у соседей пару островов, права на которые считались спорными.
Наш остров был что надо, если бы не новые марсельские пушки, Поэтому Гринстоун решил не начинать драки, вместо этого послал ловкого корсара, который сговорился с «лучшими людьми», и в один прекрасный день все население Омори, хотело оно того или нет, разом поменяло подданство. Поговаривали о золоте, которое кто-то дал, а кто-то принял. Дело запахло большой политикой, а даже «лучшие люди» не стремятся закончить свою жизнь на эшафоте.
Поэтому, стоило корсару Шарпу отплыть от пристани, остров вновь сделался французским, об этом, как о забавной шутке, пели куплеты во всех тавернах.
Пели, конечно, зря, потому что Шарп, который к тому времени сделался губернатором вместо Мортонса, шутить был не намерен.
Штурм начали на рассвете. Эскадра Шарпа маневрировала на рейде. Домик вздрагивал при каждом ударе, когда я проснулся, отыскал одежду и выскочил под утреннее небо, которое уже слегка затянуло дымом.
Со стороны форта, придерживая на ходу саблю, ко мне бежал бледный и измазанный гарью солдат-порученец.
— Вы врач? — коротко спросил он.
— Нет, но учился в Сорбонне.
— Это почти одно и то же. Настоящий хирург сам ранен. Комендант просит вас явиться и помогать.
Мне пришлось отправляться, невзирая на риск и на то, что канонада не утихала. Форт к тому времени наполовину превратился в руину, но это не сломило упорство солдат, они, конечно, были храбрецы, хотя и ввязались в безнадежное дело. Комендант до последнего надеялся на марсельские пушки.
Как врач-любитель я ограничивался тем, что делал перевязки и поил раненых разбавленным ромом, а когда выдавалась свободная минута, наблюдал за работой канониров. Каждое из чудовищно больших орудий они наводили при помощи винта и нескольких рычагов, затем его закрепляли клиньями из бревен, поджигали порох… Ядра отправлялись прямиком в сторону вражеской эскадры, а там или ударяли о воду или ломали все, что придется.