– Почему не готовы данные? Ах, нехватка времени? – жду прошения об отставке. Департаменту не нужны нетрудоспособные кретины.
Новый Аналитик, казалось, восторженно переживал весну карьеры. Его личный проект – приспособление сайбер-сети Пирамиды для вычисления критических поворотов будущего сыска, грозил обрести плоть. За этими трудами он почти не вспоминал виновника, давшего первоначальный толчок великому делу – Стриж отошел на второй план, однако, позабыт все-таки не был.
Фантом не разделял беспечности приближенного. Скандал в притоне экзотиков, хотя и в несколько искаженном виде, стал достоянием службы наблюдения. Причастность к делу племянника сенатора всплыла и неожиданно болезненно поразила шефа “глазков”.
– Великосветские бездельники опускаются до уровня расслабившихся на отдыхе бандитов.
Вернувшийся из путешествия Доктор лечил головную боль и целомудренно молчал, потихоньку делал любимое дело, полное отсутствие пси-детекторов в доме Эшли позволило ему остаться в стороне. Силуэт присутствия Стрижа просматривался все увереннее по принципу “наоборот” – пси-детекторы, установленные в красно-зеркальной комнате, как ни странно, не зафиксировали присутствия постороннего. Катя Гонсалес, лояльная свободная гражданка 25 лет от роду, проститутка по роду занятий, уверенно описала внешность иллирианца. Фантом призадумался – общая картина событий до странности не совпадала с первоначальной версией похищения Симониан.
Допрос Эшли, младшего лорда Эндина, не дал ничего, отправленный под домашний арест теоретик революционного террора держался холодно, замкнуто, корректно, стойко и невероятно уклончиво. Фантом колебался, не решаясь использовать “химию” или сенса – трупов в деле не было, Катя не сумела толком описать внешность Джу, магнат и сенатор каждый день проявляли живую заинтересованность в судьбе “разумеется, невиновного” родственника. Инсургенты, из тех, что покрупнее, скрылись, розыск их шел очень медленно, обремененный обычной бюрократической волокитой и инерцией огромной Сети пси-наблюдения. Попалась пара боевиков-шестерок, их без церемоний обработал следственный отдел, вскоре выяснилось, что боевикам неизвестно подлинное имя похищенной женщины. Небритый бледный охранник крепче всех пострадал от блюстителей ментального благополучия – он оказался давно объявленным в розыск растлителем малолетних девочек из предместий. Личность лощеного мужчины, посетившего инсургентов едва ли не в момент взрыва нарко-бомбы, осталась неизвестной.
Нападение на дом Хэри Майера на первых порах никого не заинтересовало – пси не использовалось, инцидент сочли обычным уголовным делом и без задних мыслей передали полиции.
Следы иллирианца временно затерялись в Параду.
Фантом напоказ подвел итоги скупым набором проходных истин:
– Ну не перекрывать же нам дороги? Это негативно скажется на туризме. В конце концов, Калассиановского Центра и так больше нет – Дезет не может повторно уничтожить пустое место. Пусть мечется на здоровье. Побегает – поймаем, теперь его можно выслать за самый обыкновенный дебош.
Что подумал Фантом на самом деле, не ведает никто.
* * *
…Неумолкающий посвист ветра. Серый камень. Огромное, пустое пространство холодного воздуха. Полупрозрачный свежий туман над пропастью, там, под слоем перистых облаков, на самом дне, едва виднеются крыши неизвестного города. Облака проплывают совсем близко, кажется, протяни руку – и можно отщипнуть мягкий белоснежный клок.
Город неподвижен, он то ли спит, то ли замер в настороженном ожидании, нити улиц пусты, не колышутся вымпелы на башнях, а, может быть, их попросту нет – ни башен, ни стягов, а сам город – лишь тщательно выписанное безумным художником полотно.
Джу стоит на скалистом карнизе, кутаясь в курточку белого меха (откуда она взялась?), ветер треплет длинный шелковистый ворс, ботинки скользят на камнях, до обрыва всего лишь шаг. Пустота пропасти не пугает, Джу кажется, что воздух может держать ее на весу, словно это не пустота, а невидимый хрустальный мост. Она делает шаг и останавливается – рука мальчишки мешает, дергает ее за рукав. Джу не может оглянуться, но знает – это Мюф. Мюф стоит рядом, за спиной, и молчит, не слышно даже дыхания. Его присутствие ощущается как холодный свет маленькой звезды, искра светляка в траве, блик зимнего солнца на стекле, отблеск надежды, как тусклый, едва видимый солнечный зайчик.
– Это ты?
Мальчишка не отвечает. Холодный сквознячок ползет по ногам, ерошит волосы Джу, забирается под куртку. Она осторожно делает шаг назад.
“Вы все забыли про меня,” – непроизнесенные слова отдаются эхом в сознании Белочки.
– Нет, я помню, Мюф. Я просто не смогла. Прости меня, Мюф.
Мюф молчит.
– Я буду пытаться снова…
Джу пятится – она уже не ощущает присутствия мальчишки, голые, холодные камни пусты, острый холод ранит лицо, высекает слезы из глаз. Прозрачные капли скатываются к подбородку, стынут на щеках. Она делает шаг назад, еще и еще шаг… Слова считалки приходят сами по себе.
…Золото-медь,
Надо успеть.
Сильную рать
Быстро собрать…
– Мюф!
Нет ответа, камень молчит, искра почти угасла. Ветер бьет в лицо, толкает в грудь и плечи, рвет мех куртки.
– Мюф! Я вернусь!
Джу пытается вытереть стынущее лицо, но руки не слушаются, ответа нет, она падает навзничь, зная, что позади даже не пропасть, а грань реальности, сонмище облаков вздымается белой грудой, заслоняя город.
Ответ приходит в последний момент – его глушит клубящийся туман, его едва можно различить среди рокота воздушных струй. Но этот ответ не оставляет сомнений:
– Я буду ждать, Джу…
* * *
Сонную тишину нарушило монотонное жужжание. Крошечный зеленый жучок вился, приподняв верхние крылышки и расправив нижние – тонкие и прозрачные. Летун то удалялся, превращаясь в едва заметную точку, то приближался, делаясь огромным и едва не заслоняя небо.
“Что со мной? Я спала? Там было холодно, здесь – тепло.”
Джу махнула ресницами, отгоняя надоеду. Насекомое исчезло, пронзительный небесный ультрамарин очистился, тишина наполнилась шорохом травы, звоном тишины, мерным тиканьем пульса, отдаленным шумом проезжающих мимо машин.
“Нет, я не спала, я умерла. Но теперь я снова жива.”
Она попробовала приподнять голову – мир покачнулся, шум крови в висках усилился, он рокотал и пел, накатывая как прибой.
“Я жива! Я жива!”
Белочка молча переживала мгновенный восторг, она лежала, не двигаясь – ожиданию штиля присуще терпение. Чьи-то шаги раздались совсем рядом.
– Разум и Звезды!
Голос показался знакомым, она сощурилась, низкое зависшее солнце трогало веки теплым лучом, мир расплывался радугой цветных кругов, причудливо искажая реальность.