Через несколько мгновений в приоткрытую дверь просунулась женская рука, держащая темный потрепанный камзол на вешалке. Топо, прикинув, что он вполне подходит, достал еще несколько золотых, что было даже слишком за поношенную одежду, и вложил их в хозяйскую ладонь, все еще ждущую за дверью. Словно в ответ на это на пол комнатки поставили бутылку с ромом, который был как нельзя кстати после сегодняшних водных процедур.
Утро встретило Рикардо серым небом и неизменным в это время года ветром. Топо, с тяжелой после рома головой, нашел в себе силы выпить кофе, заботливо предложенный хозяйкой. Она сразу же сообщила, что ее муж очень не хотел отдавать лошадь, но готов сдать ее в аренду за десять золотых и сорок золотых залога.
— За эти деньги можно купить табун! — возмутился Топо, что в общем-то в его положении не имело смысла.
— Вы понимаете, господин, мы очень привязались к нашей бедной кобылке, а тут соседи придут, спросят — куда делясь наша любимица, а как мы им объясним? Не будем же мы говорить им про разбойников и прочие страхи? Нет, конечно. А лошадка хорошая!
В итоге сторговались в сумме на тридцать золотых и мешок провизии в дорогу.
Прежде чем начать путешествие, Рикки посетил одну из оружейных лавок Венеции, а их тут было много, и приобрел себе отличную шпагу. Ничуть не хуже предыдущей. Отправляться в путь через горы в незнакомых местах с одним кортиком было воистину неразумно.
Ленивая кобылка трусила по каменистой дороге, совершенно не обращая внимания на попытки Топо пришпорить ее. Она двигалась только тем шагом, который ей нравился. Но, в общем, не слишком медленно, и к вечеру Рикки преодолел уже большую часть пути, избежав снежных заносов и бурь на горном участке. Когда Топо проехал пограничный столб герцогства Моденского, его сердце начало биться чаще. Он не знал, из-за чего — от возможности спасти друга или от того, что скоро увидится с Анной. Дорога тем временем шла через лес, и сгущающиеся сумерки вселяли тревогу. Беспокоился он не зря. Через несколько минут он увидел всадника в темном плаще, стоящего с невозмутимым видом поперек дороги. Топо придержал кобылу и, подъехав ближе, вежливо осведомился:
— Не позволит ли мне благородный сеньор продолжить мое путешествие?
— А кто сказал, что южанам можно разъезжать здесь даром? — с типичным шипящим сиролезским выговором спросил всадник.
Ясно, что он узнал в юноше южанина по протяжному неаполитанскому выговору. Но родина собеседников не имела никакого значения. Даже не оборачиваясь, по топоту копыт Топо понял, что сзади, со спины, выехали из лесной чащи еще двое.
Рикардо тяжко вздохнул. Меньше всего он хотел сейчас разбираться с разбойниками. Тем более здесь, в чужих для него местах, и сейчас, когда промедление могло стоить жизни друзьям. Он сидел в седле расслабленно, стараясь следить за всеми бандитами сразу. Те, видя, что жертва пока не сопротивляется, и чувствуя легкую добычу, приближались к Топо.
Привет вам, тюрьмы короля,
Где жизнь влачат рабы!
Меня сегодня ждет петля
И гладкие столбы.
В полях войны среди мечей
Встречал я смерть не раз,
Но не дрожал я перед ней —
Не дрогну и сейчас!
Разбейте сталь моих оков,
Верните мой доспех.
Пусть выйдет десять смельчаков,
Я одолею всех.
И перед смертью об одном
Душа моя грустит,
Что за меня в краю родном
Никто не отомстит.
Прости, мой край! Весь мир, прощай!
Меня поймали в сеть.
Но жалок тот, кто смерти ждет,
Не смея умереть!
Роберт Бернс.
Утро казни словно по заказу было безоблачным и безветренным. Андреа разбудили шаги тюремщиков. С ними пришел и священник. Именно поэтому заключенный понял, что казнь состоится сегодня.
— Готов ли ты покаяться в содеянных злодеяниях, сын мой? — спросил священник.
— Я не сделал ничего в своей жизни, в чем бы сейчас было нужно каяться, — твердо ответил Андреа.
— Гордыня говорит в тебе, но перед богом мы все равны. А тебе надо побеспокоиться о душе, — не отставал падре.
— Вы так уверены в своей правоте? — В душе Андреа поднялся протест. Он никак не хотел говорить о душе с этим посетителем.
— Я верую в Господа нашего.
— А я уверен, что у вас могут возникнуть большие проблемы если не с Господом, так с Ватиканом, если там узнают о том, что сегодня произойдет.
— Поверь мне, сын мой, — смиренно продолжил священник, — все, кого я исповедовал в этом царстве скорби, придумывали много интересного. И на папу ссылались, и на королей. Но в итоге все каялись и исповедовались. А ведь иногда исповедь приводила и к освобождению.
— Как же так, падре? — удивился Андреа. — Вы только что мне говорили о спасении души, а теперь говорите о спасении тела? Церковное ли это дело?
— Сокровища, которые добывают пираты, иногда служат церкви. И указав, где лежит награбленное, пират может даже избежать смерти. Сила Бога превыше силы государства.
— Уйди! Не оскорбляй имя Господне. — Возмущению Андреа не было предела. Церковь, которая воспитала его, которая для него всегда была символом истинной веры, в судный час пришла к нему вымогать деньги. — И знайте, вас, как фарисея, Бог покарает!
— Дурачок, — только и сказал поп и, перекрестив камеру, громко добавил: — Выводите!
Андреа, несмотря на то, что тюремщики приказали немедленно выходить, обнял Барри и ласково сказал ему бессмысленные слова. Потом, потрепав кота по голове, подобрал кандалы, натершие за время пребывания в тюрьме кровавые рубцы на запястьях и лодыжках, и вышел из камеры. Яркий свет ударил по отвыкшим глазам. Юноша закрыл лицо ладонью и только спустя какое-то время смог осмотреться. Тюремный двор за эти дни сильно изменился. Посреди каменной площади стояло несколько десятков новеньких свежеструганных виселиц. Судя по всему, плотников набирали для строительства самых лучших, и виселицы выглядели прекрасно, словно храм. Какой-то извращенный эстет даже украсил поперечины из толстых брусьев крупной рельефной резьбой, скорее всего для того, чтобы порадовать казнимых красивым эшафотом.
Вокруг виселиц собрались не только офицеры английской эскадры, но и вся знать Венеции. Город был давно лишен столь интересного зрелища, и только эскадра Ост-Индской компании предоставила горожанам почти забытое развлечение. У каменной стены каземата стояли строем моряки «Диссекта». Андреа обвел толпу глазами в надежде увидеть Топо. Но его не было. Юноша до последней секунды надеялся, что они с другом что-нибудь придумают. По обе стороны от капитана встали стражники и чуть позади священник. Впереди с важным видом стал человек в черном камзоле, с толстой золотой цепью на шее. В руках он держал два серебряных весла — символ адмиральской власти. Андреа поймал себя на мысли, что он смотрит на это все с отстраненным любопытством, словно на казнь привели не его.