Не помешала бы деревне и дальнейшая механизация, да вот только собираемый в Железногорске паровой трактор пока так и оставался на стадии проектного образца. Этот столь нужный ангарцам механизм оказался покуда отодвинут на неопределённое время из-за проблем с обработкой цилиндров малого диаметра.
— Смотри, Абатай! — Рука Солонго, молодого арата, отодвинула еловую лапу, и перед взорами начальника ханской дружины появилась строящаяся деревянная крепость чужаков, недавно пришедших с севера в земли, считавшиеся вассальными Тушету-хану.
Переправившись через брод и сделав большой крюк по лесистому берегу Селенги, дружина нойона Абатая подошла очень близко к Селенгинску, их отделяла от крепости лишь небольшая стена редкого леса, невысокий холм да поле, полное богатой кормовой травы.
Только недавно были казнены два бурята, что выезжали из укреплений врага, пришедшего на вассальные земли хана Гомбодорджи. Как поведали эти предатели, они привезли чужакам, которых называли урусами, список железных изделий, нужных их князю Шившею, — плату за приведённых быков и коней, что уже скоро сюда пригонят. Они же перед смертью поведали, что урусов в крепости сотня военных мужей, да ещё немного людишек, что рвут железом землю.
Абатай подумал, что ему легко будет справиться с врагом, чужакам и стены не помогут. Тем более что крепость была не закончена — не прикрыта стеной с восточной стороны и частью с южной, ближней к ханским воинам. Над нею вились дымки костров, чужаки готовили себе обед. Неподалёку от крепости, совсем близко к укрывшимся за деревьями халхасцам, распахивалась земля. Нойон видел, что животные очень устали. Значит, скоро урусы дадут им отдых.
Вскинув брови, он резко бросил удерживаемую им ветку, и та с шумом выпрямилась. Абатай, повернувшись, оглядел своих воинов. Вот они, сыновья степи, верные слуги своего хана. На знатного халхасца уставилось без малого семь сотен пар внимательных глаз. Его дружина, лучшая дружина Тушету-хана Гомбодорджи.
— Сэржмядаг! Ундес! — позвал он своих лучших воинов. — Внимательно смотрите на чужаков. Их крепость не готова. Они не ждут нападения и собираются обедать. Прикажите воинам приготовить огненные стрелы. Мы спалим эту крепость и повергнем врага! Хан будет нами доволен.
— Абатай! На поле выехали две повозки! — воскликнул удивлённый Ундес. — Урусы так устали рвать землю, что не хотят идти до котла сами?
— Ундес! Возьми свою полусотню и посеки тех урусов, что портят землю! А мы атакуем крепость! — вскричал нойон. — Сэржмядаг! Огненные стрелы готовы? Атакуем!
Абатай, словно молодой арат, запрыгнул на коня и, завертев плёткой над головой, первым выскочил на поле, устремившись к крепости. За ним, устрашая врага посвистом и криками, устремилась вся его дружина. Земля гудела от топота сотен копыт. Абатай уже предвкушал победу и аромат свежей бычьей крови. Ноздри щекотал бьющий в лицо ветер, ожидание боя было нестерпимо. Покусывая губы, Абатай отточенным движением вытащил стрелу и устремился ближе к недостроенной части вражеской крепости. Он намеревался сломить волю немногочисленных вражеских воинов одним лишь видом семи сотен лучших воинов Тушету-хана. Крепость стремительно приближалась, вырастая в размерах.
Неожиданно скакавший рядом с Абатаем пожилой воин, что держал знак нойона на высоком древке с роскошным бунчуком, пронзительно вскрикнув, свалился с седла. Над стеной крепости стали появляться дымки. А для нойона неприятным открытием стали раскаты выстрелов из аркебуз.
— У урусов, как и у джунгар, есть огненный бой! — прорычал Абатай. — Это им не поможет! Мы сейчас ворвёмся внутрь!
Но вдруг позади огибавшего крепость войска грохнули ещё два громких раската, похожие уже на ханьские пушки, а не на маньчжурские аркебузы. Предчувствуя нечто худое, нойон с дюжиной воинов из личной охраны бросился в сторону, приказав Сэржмядагу атаковать врага. Абатай заволновался за своего любимчика — Ундеса, младшего сына своего брата, погибшего в схватке с дружиной Дзасакту-хана. Рывком он преодолел пространство, отделявшее его от поля, куда он послал Ундеса побить работавших в поле врагов. Попутно нойон с беспокойством отметил слишком частые выстрелы со стен крепости. Бой начинал идти совсем не так, как задумал халхасец. Отряд Ундеса пропал. Лишь проклятые повозки и прятавшиеся за ними урусы находились в поле.
— Ундес! — взвизгнул Абатай.
Он увидел, что его воины, опасливо поглядывая друг на друга, искали глазами любимчика своего хозяина.
Близ крепости между тем не утихала пальба из аркебуз и шум сотен глоток — наверное, храбрые воины Абатая уже в крепости.
— Собаки! — срывающимся голосом прокричал нойон. — Вы боитесь приблизиться к врагу?! Вперёд, трусы! — Он поддал пятками в бока коню и, вытащив ханьскую саблю, бросился вперёд.
Он уже видел напряжённые лица урусов, которые, держа в руках аркебузы, скрывались за железными щитами, из которых торчали… Что это?! Шумный треск и огонь, будто дикая кошка, наскочил на нойона, опалив своим горячим дыханием его лицо. Он кубарем скатился с коня, сильно ударившись оземь. У Абатая перехватило дыхание, и он стал задыхаться. Нойон хватал воздух ртом, словно рыба, но не мог заставить себя дышать. Страх сковал халхасца, ведь к тому же он совершенно оглох. Из дюжины воинов, что были с ним, Абатай мутнеющим взором приметил лишь двоих. Ханддорж, изумлёнными глазами оглядываясь вокруг себя, вдруг сломавшись пополам, словно тростинка, упал в траву и затих. А Багша, обливаясь кровью, уползал прочь. Нойон с надеждой бросил взгляд на крепость, но и это принесло ему только разочарование. Его воины кружили вокруг крепости, осыпая её стрелами, и всё так же продолжали падать, становясь лёгкой добычей вражеских аркебузиров.
— Уходите прочь оттуда! — кричал Абатай, но лишь жалкий хрип вырывался из его груди.
Ему же казалось, что воины не слышат его призыва. И тогда он попытался встать, упёршись руками, но смог лишь приподняться над землёй. Боль разливалась по его телу, пульсируя в жилах. Холод отчаяния пробрал его до костей, из глаз потекли слёзы.
— Назад, назад! — хрипел Абатай.
Он уже хотел умереть, и небеса сжалились над нойоном. Неожиданный удар чудовищной силы повалил его на свежевспаханную землю и заставил его сознание померкнуть навсегда.
— Никифор, вона ещё один! Гля, уползает, подраненный! — возбуждённо кричал Харитон, указывая на последнего уцелевшего из всадников, что вдруг атаковали крестьян и десяток казаков.
— Да и лешшой с ним! Всё, к лесу правь! Уходим, — оборвал товарища Никифор. — Он и так не жилец, а нам поспешать надо. Ежели они от крепости отхлынут, нас тут в чистом поле как курей затопчут.
— Эх, недомерки, выноси! — Возницы, огрев низкорослых бурятских лошадок, устремили телеги к кромке леса.
В поле остались лишь быки да немногие уцелевшие лошади степняков. Они пощипывали орошённую кровью их хозяев траву, похрапывая и мотая головой, испуганно косясь на нескольких бьющихся в агонии раненых животных.