— Я плотничаю, — несколько смущаясь, первым начал Ермолай. — Бондарничаю тако же, в кузнице работал, у свояка на мельнице ишо. — Голос его окреп, так как мужик видел, что онгарец его внимательно слушает и удовлетворенно кивает его словам.
Андрей же достал из папки пачку листов плотной желтоватой бумаги и по оглавлению нашел нужный лист, после чего спросил:
— Имя, отчество?
— Чего? — не понял плотник, удивленно захлопав глазами.
— Как тебя звать да как имя твоего батюшки, — пояснил Леонов.
— Ермолаем зовусь, а батюшку Авдеем величали, да только он ужо три лета назад от лихоманки помер.
— М-да, — покачал головой Андрей. — Ну ладно, значится, так… Ермолай Авдеич. Плотник, бондарь, кузница да мельница, — бормотал он, записывая информацию. — Фамилии, верно, нет? Ну ничего, потом подберут.
Леонов перевел взгляд на Семена.
— Семеном меня кличут, — начал тот. — В бурлацкой артели у старшого в помощниках хожу. Отца Фомой звали, он тоже… Хмельной в Волге утоп.
— Невесело, — нахмурился Андрей. — А бурлаков у нас нету. Но ведь топором махать умеешь, избу поставить, али…
— Сможет, дело-то нехитрое! — вдруг ответил за Семена Прохор. — Ты, Андрей Юрьич, объясни толком, каковой плата будет да сколь долго у вас обретаться надобно?
— Так сначала мне надо узнать, что вы можете, — с еле заметной улыбкой терпеливо пояснил Леонов. — По мастерству вашему и плата будет.
— А сколь высока цена будет приказчика купеческого перекупить? — кивнул на Мишку Прохор, прищурив глаз.
Леонов, офицер из морпехов, выполнявший приказы полковника Смирнова этапировать до Ангары пленных шведов и набрать в Нижнем охочих до переезда или работы людей, поначалу не понял, к чему клонит этот мужик, оказавшийся среди троицы явным лидером. Обернувшись, он заметил как раз ударивших по рукам начальника нижегородской фактории Олега Маслова и Михаила Афанасьевича — выборного человека от вчерашней депутации ярославских и нижегородских купцов.
— Так то человек от купцов пришел, договариваться о присоединении к нашему каравану. Шесть купцов с нами идут, — объяснил старшему Андрей.
— И Мосолов? — уточнил колеблющийся Прохор.
Леонов кивнул, нетерпеливо постучав по выделанной коже папочки пальцами.
— Тогда и меня пиши в свою бумагу! — воскликнул после небольшой паузы собеседник. — Прохор я, а по отцу Лукич. Старшой в артели я, людишки у меня что ни есть — лучшие да справные. Хошь острог, а хошь еще чего!
— А камень класть, кирпич? — задержал карандаш над бумагой Леонов. — Сможешь?
— А то! — в запале махнул рукой Прохор. — Все одно, пиши!
Уже на третий день после разговора в фактории онгарцев Прохор с семьей, оставив дом и хозяйство на младших братьев, отправился вниз по Волге. Кроме него на лодии были и его артельщики да несколько крепких мастеров, коих он сам уговорил отправиться вместе с ним в далекий путь, прельстив своей сказкой.
А утром того дня Прохор смотрел, как мрачные стрельцы, усилиями Андрея оставленные с вечера без хмельного, сажали за весла свейских полоняников. А перед самым отплытием на лодии появился парень, похожий на давешнего юнца у ворот фактории, да только за плечами его было то же ружье, что и у тех караульщиков. Парень, для начала проверивший число свеев, принялся окликать и бывших на палубе работников. Выкликая кого-нибудь из мужиков, он каждый раз вызывал этим веселые шутки у мастеровых.
— Фрол Степанович Ветлугов! — И названный тут же становился центром потехи. Перед ним картинно ломали войлочные шапки и кланялись, называя боярином, воеводой, а то и князем светлым.
Поначалу Прохор не понимал, за коим лядом онгарцы именуют простых мужичков и даже баб отчеством, да придумывают им какие-то фамилии, испрашивая для сего место рождения. Первый раз он спросил о том у молодца, что был при воротах фактории. На что тот сказал, что отчества и фамилии должны быть у всех, а то, что их нет, то неправильно.
— У вас тут и вовсе клички в ходу, что у детишек! — ответил он тогда, еще больше запутав артельного голову.
Тогда Прохор решил узнать это у того писаря, что окликал народ, отмечая что-то на листе бумаге.
— Так же проще — табеля вести и учет! — пояснил писарь. — А ежели, к примеру, в бригаде пять Матвеев будет али Иванов? Что тогда? Путаница! Фамилия человека сразу выделяет. Вот ты откель? С Рославки? Рославцев и будешь, нешто плохо?
— Верно, не плохо, — пожал плечами Прохор.
И когда прозвучало: «Прохор Лукич Рославцев!», нижегородец, откликнувшись: «Тута я!», все же почувствовал не то веселье, что многие, а ощутил некое чувство гордости причастности к чему-то большому и важному. Существенным фактом оказалась и обещанная плата — при расчете за год ему, начальнику бригады, как пояснил Андрей Леонов, положили восемьдесят рублей. Ермолай, получавший плотником в Нижнем пятнадцать копеек в месяц, за год в Сибири зарабатывал бы тридцать пять рублей. Семену обещали тридцать. На эти деньги можно было неплохо развернуться в городе.
Помимо двух сотен стрельцов, следовавших до Енисейска, чтобы пополнить гарнизон города, и без малого пяти сотен пленных шведов и финнов, переселяемых на Ангару, а также ста восьмидесяти мастеровых, к каравану Леонова присоединились и купцы. Ярославцы и нижегородцы, рискуя товаром и судами, все же отправились к далекому Владиангарску, с тем чтобы, продав там ткани, от льняной до алтабаса, лучшей персидской парчи, а также около сотни кошек и котов, взятых в путь по совету Леонова, закупить на выгодных условиях ангарских товаров. А кроме того, Мосолову и прочим купчинам дозволялось открыть свои дворы в отдельной слободе близ границы и вести свои дела с помощью ангарцев.
До холодов караван должен был достигнуть Тобольска, где и остановиться на зимовку. В Тобольской фактории, кстати, уже была налажена работа радиостанции, и оттуда Леонов мог связаться с Томском, следующей факторией по пути домой.
Енисейск, Ангарский двор
Июль 7153 (1645)
Темнело. Летний вечер, окончивший суетный день, был наполнен звоном мошкары, вьющейся у берега. По-над рекой клубилась белесая дымка, обещая прохладную ночь и зябкое утро. Настя, жена начальника енисейского представительства Сибирской Руси-Ангарии, сходила в дом за теплым свитером, связанным из овечьей шерсти. Игорь Моисеев, крепкий жилистый мужчина лет пятидесяти, с небольшой бородкой, накинул его на плечи, поблагодарив Марину, свою молодую женушку.
— Петро, чаю еще налить? — Начальник фактории потянулся за чайником, стоявшим на горячем камне у костра.
— Да, благодарствую, Игорь Сергеевич! — Юноша протянул кружку, в которую вскоре полился ароматный напиток.
Младший сын приказного головы боярина Василия Михайловича Беклемишева Петр, на отлично сдав предварительные экзамены средней школы, на летнюю практику был отправлен помощником механика парохода «Молния», что курсировал между Енисейском и Владиангарском. Девятнадцатилетний парень, светлая голова да косая сажень в плечах, был на хорошем счету у своих учителей и с осени должен был продолжить обучение уже в цехах Железногорска.