Войска не расходились, плац бурлил. Сбежались любопытные из числа гражданских. Вперед выехал командир 5-го восточносибирского стрелкового полка полковник Третьяков. Его сопровождала группа офицеров от других подразделений.
– Ребята! – зычно крикнул полковник, обладавший заслуженным в боях непререкаемым авторитетом. – Кончай бузу! Так нас японцы голыми руками возьмут. Всем слушать своих офицеров. Крепость не сдается. Я еду к генералу Смирнову.
Через пятнадцать минут на плац подъехали всадники во главе с комендантом Порт-Артура генералом Смирновым.
– Сдачи не будет! – твердо произнес Смирнов во вновь установившейся тишине. – Генерал Стессель командовал Квантунским укрепрайоном. Этот район занят противником. Больше генерал Стессель ничем не командует. Данной мне от Государя властью в крепости распоряжаюсь я. И я вам говорю – мы не сдаемся!
Уловивший смену настроя собравшихся, полковник Третьяков гаркнул во все горло:
– Генералу Смирнову наше троекратное!..
– Ура! Ура! Ура! – кричал плац сотнями глоток.
Подали команду очистить место сбора. Офицеры начали уводить свои подразделения. Стрелки послушно замаршировали в указанных направлениях.
– Ну-ка, песенники, даешь! – подъехав к одной из рот, выкрикнул Третьяков.
«Взвейтесь, соколы, орлами, полно горе горевать!» – начали во главе колонны. «То ли дело под ша-тра-а-ми в поле лагерем сто-ять!» – подхватила вся колонна.
Третьяков стремя в стремя подъехал к Смирнову. Наклонился к генералу, покачивая головой, негромко произнес:
– Слава богу! Нам еще мятежа в осажденной крепости только и не хватало.
– Да, без дисциплины сразу крышка, – почесал за ухом Смирнов. – Теперь надо со Стесселем срочно что-то делать. Иначе мы не власть.
Третьяков согласно закивал:
– Субординацию, конечно, ломаем…
– Плевать на приличия. У нас война. Представляете, что будет, если гарнизон выйдет из-под контроля? Полыхнет так, что никому мало не покажется.
Совет обороны второй раз за этот день собрался на экстренное совещание.
– Козла отпущения из меня сделать хотите?! – орал Стессель на собравшихся. – Я здесь старший по чину! Вы мне ответите за свое поведение, генерал!
– Непременно, – отвечал Смирнов. – Но не здесь и не сейчас. И не вам, а Государю.
– Ну, знаете ли!..
– Ступайте домой, Анатолий Михайлович, – заявил Стесселю Смирнов. – Совет был против сдачи и мнение свое высказал вам еще утром.
Дверь за начальником Квантунского укрепрайона хлопнула так, что едва не слетела с петель.
До войск довели приказ: в связи с перемещением линии обороны непосредственно на крепостной обвод командование в Порт-Артуре переходит к коменданту генералу Смирнову. Войскам продолжать всеми силами удерживать занимаемые рубежи.
К обеду на всей занимаемой русскими территории Ляодунского полуострова только и было разговоров, что о попытке генерала Стесселя сдать Артур японцам. Сухопутный фронт, город, остатки эскадры гудели, как растревоженный улей. Поползли нехорошие слухи об измене в верхах. Некоторые горячие головы из числа молодых офицеров-фронтовиков начали открыто предлагать снять части с позиций и навести порядок в тылу. Стрелки и матросы шумели, что будут отстреливаться от японцев до последней возможности, хоть бы даже и стоя по колено в море. Но только перед тем сами утопят в этом море всех генералов, помышляющих о сдаче. Общая обстановка явно накалялась.
После обеда Смирнов с Третьяковым некоторое время посовещались наедине. К зданию штаба была вызвана охотничья команда при оружии во главе с поручиком Жиловым. Веточкин в числе прочих стрелков покуривал во дворе штаба. Жилов на крыльце сосредоточенно надраивал свои хромовые сапоги. Появился Третьяков. Офицеры сели в седла, поправили на боках шашки.
– За мной, ребята, – негромко скомандовал охотникам Третьяков, пуская лошадь шагом.
Подошли к дому генерала Стесселя. Выставили оцепление. Третьяков, Жилов, Веточкин и еще несколько сибиряков вошли внутрь. Прошагали мимо растерянного стесселевского денщика, державшего в руках начищенный пузатый самовар.
Генерал Стессель сидел за столом в шароварах и нижней рубахе. Жилов остался с вооруженными подчиненными у дверей. Третьяков вышел на середину комнаты:
– Ваше превосходительство, имею предписание коменданта заключить вас под домашний арест.
На стол легла бумага. Стессель пробежал глазами текст, угрюмо выдохнул:
– Под Артуром уже ничего не решается. К чему лить кровь? Вы не понимаете общей обстановки.
– Я понимаю только то, что русские не сдаются! – полыхнул от порога Жилов.
– Поручик! – резко оборвал его Третьяков. – Отставить! Мы здесь не одни.
И, обращаясь к Стесселю, проговорил спокойно:
– Извольте ваше оружие, Ваше превосходительство.
Стессель поиграл желваками, встал, вытащил из-под брошенного на стул мундира шашку и револьвер, громыхнул ими об стол:
– Извольте!
По молчаливому кивку Жилова Веточкин прибрал со стола генеральское вооружение.
– Честь имею! – щелкнул каблуками Третьяков.
– Я хотел спасти людей! – кинул вслед покидавшим его офицерам генерал.
– В монастырях спасаются! – не удержался Жилов уже на выходе.
Наткнулись опять на денщика. Тот так и стоял с самоваром в руках. Увидев в руках у Веточкина генеральскую саблю, поставил самовар и размашисто закрестился:
– Ох ты, Господи Иисусе!..
– Чего стоишь? – хлопнул денщика по плечу Жилов. – Иди неси, остынет. Его превосходительство изволят чаю откушать. А то у них во рту пересохло.
– Слушаю, вашбродь, – подхватил самовар денщик.
Третьяков поморщился, но промолчал.
Команду Жилова оставили стеречь дом опального начальника Квантунского укрепрайона. Весть об аресте Стесселя мигом разнеслась повсюду.
– То-то, – удовлетворенно говорили на позициях. – А то ишь придумал – сдаваться. Ничто! Еще повоюем!..
Витавшее в воздухе напряжение спало. Все снова вошли в привычный ритм боевых будней.
– Какое азиатское коварство! – возмутился генерал Ноги, выслушав вечером 6 августа русских парламентеров. Те сообщили, что порт-артурцы оружия не сложат. – Мы подарили им целый день! Ямооки, больше ни в какие переговоры с русскими не вступать.
Японская артиллерия открыла беспорядочный огонь по городу и порту. Под Высокой и Большим Орлиным гнездом в наступивших сумерках закончили сосредоточение русские силы для одновременного контрудара по господствующим высотам.
Одновременно с очередным возобновлением боевых действий под Порт-Артуром на рассвете 7 августа 1904 года перешли в наступление армии маршала Ойямы. Понимая, что его линии снабжения по морю после русской победы в Печилийском заливе больше не являются надежными, Ойяма попытался, собрав все людские и материальные ресурсы, навязать Куропаткину генеральное сражение в Маньчжурии. Русские встретили противника на заранее подготовленных позициях под Ляояном. За последние недели здесь была воздвигнута великолепная в инженерном отношении оборона, эшелонированная на три линии в глубину. Сам Ляоян был превращен практически в неприступную крепость. Кроме того, русские уже имели к этому моменту численное преимущество над противником. Фланги выстроенной полукольцом обороны прикрывали значительные массы конницы. Видимо, японский маршал рассудил, что раз у неприятеля есть оборона, значит, именно на нее и надо вести наступление. Впрочем, он, как и его оппонент, был привязан к линии железной дороги, пролегавшей как раз через центр русских позиций. За три дня наступления японцам удалось с большим трудом преодолеть первую линию. На некоторых направлениях они вклинились во вторую. Бои носили ожесточенный характер, но везде русские полки отходили только по приказу и в полном порядке, сознательно изматывая противника, которому нигде не досталось практически никаких трофеев. Наши потери составили 17 тысяч человек, японские – свыше 23 тысяч. Ойяму заставили прогрызать каждую линию русской обороны, теряя людей и расходуя в огромных количествах ставшие драгоценными боеприпасы.