Милов окликнул проводника-серба:
– Уводите людей.
Тот кивнул и что-то быстро сказал соотечественникам на своем языке. Беженцы с трудом поднимались. Заплакали дети. Милов смотрел, как медленно уходит колонна, и вдруг представил, что в ней идут его жена и дочери. Мгновенно защемило сердце. Он сделал глубокий вдох и накрепко сжал ствол карабина.
– Все за мной!
Осторожно спустились с дороги вниз. Прикрываясь валунами, подобрались к дозорному. Милов некоторое время рассматривал в бинокль цепочку пробиравшихся гуськом по ущелью людей.
– Усташи.
Видимо, кто-то все же надоумил хорватов, как нагнать беглецов. Эти десять человек, по всей вероятности, все утро карабкались по отвесным скалам, чтобы выйти на верхнюю дорогу, минуя позицию Лукина у развалин замка. Тяжелого вооружения при них не было – только винтовки и автоматы. Милов с товарищами сговорились подпустить противника как можно ближе, а затем закидать гранатами и уничтожить огнем стрелкового оружия.
– К бою! – негромко скомандовал подполковник.
Пригибаясь, рассыпались в цепь между камнями и несколькими чахлыми сосенками. По цепи пронеслось летящим полушепотом: «Без команды не стрелять!» Каждый выложил перед собой по нескольку немецких гранат на длинных рукоятках. Неподалеку от Милова невозмутимо устанавливал свой пулемет один из офицеров-марковцев. Резкий профиль, иссушенные черты загорелого лица, обветренного ветрами многих походов. Каска сдвинута далеко на затылок, глаза хищно прищурены, на лоб спадает абсолютно седая прядь волос. На рукаве немецкого мундира совершенно не по уставу вызывающе красовалась витая русская нашивка с Великой войны – за побег из германского плена.
Усташи были уже совсем близко. В звенящей тишине ущелья было слышно, как шуршит галька под подошвами их сапог. Милов выдернул чеку и бросил гранату первым…
Несколько взрывов слились воедино.
– Огонь! – выкрикнул подполковник, прильнул к карабину и нажал на спуск.
Рядом короткими очередями заговорила «зброевка». Гулко забахали винтовочные выстрелы. Отвечать им начали только через минуту, когда рассеялся дым. Пули запели над головами, зацокали по камням. Передернув затвор, Милов осторожно выглянул сбоку из-за камней. Живых усташей осталось всего трое. Наугад отстреливаясь из автоматов, они поспешно отступали назад по ущелью. Упускать их было нельзя. Милов сделал пулеметчику указующий жест в сторону противника. Пулеметчик кивнул и невозмутимо поднялся на одно колено, установив «зброевку» прямо на плоский продолговатый валун. Левый рукав его мундира чуть выше локтя был в клочья разорван пулями. Рукав быстро темнел, намокая прямо на глазах. Вниз на камни, как из мелкого сита, беспрерывной чередой капала темно-бурая кровь. Кровь сочилась и по кисти марковца, пропитывая собой золотистую витую нашивку. Пулеметчик, казалось, ничего не замечал – крепко держал оружие обеими руками и тщательно прицеливался. Раздалась длинная очередь. Ответом ей тут же стал хриплый сдавленный крик, потерявшийся на дне ущелья. Милов перекатился влево, сноровисто выставил перед собой карабин. Поймал на мушку лихорадочно метавшуюся невдалеке растрепанную фигурку. Фигурка споткнулась, с головы ее слетела высокая меховая шапка… Выждав, когда противник поднимется снова, Милов не спеша прицелился и спустил курок. Взмахнув руками, усташ навзничь бухнулся между камней. Оставался, по всей вероятности, последний неприятель. Он засел между камней и отстреливался из автомата короткими очередями. Подполковник с пулеметчиком засекли его позицию. По кивку подполковника снова заработала «зброевка». Наметив валун, до которого следовало перебежать, Милов с карабином наперевес под прикрытием своего пулемета, пригибаясь, кинулся вперед. И тут у него опять схватило сердце. Такой боли не бывало никогда. Казалось, сердце просто рвется на части. Возможно, так оно и было. Весь мир вдруг сузился, превратился в красные и зеленые круги перед глазами. Подполковник замедлил шаг, выпрямился, запрокидывая голову назад. Судорожно раскрыл рот, тщетно пытаясь сделать хоть один вдох. Руки опустились вниз, карабин цокнул прикладом о камни. У Милова хватило сил удержать оружие за цевье. Он сделал еще несколько шагов, успев совершенно отстраненно подумать о себе: «Лучше так, чем на больничной койке». Неожиданно круги перед глазами исчезли. Где-то у слияния вершин гор и неба он отчетливо увидел лица жены и дочек. И смотрел, смотрел на них с удивлением и счастьем во все глаза. Наверное, сердце в груди подполковника и вправду разрывалось. Но прежде, чем это случилось до конца, в него попала выпущенная навстречу из-за камней пуля. Он упал на спину. В широко раскрытых зрачках отражалось весеннее балканское небо…
В это самое время взвод Лукина вел ожесточенный бой с батальоном усташей у развалин древнего замка.
Из грузовика разведчики Маркова забрали все, что могло пригодиться в пути: патроны из цинков распихали по вещмешкам, все обвешались гранатами и оружием. Досадно было, что рация вышла из строя. Зато из переделки все выбрались живыми и здоровыми, если не считать расцарапанной осколками лобового стекла головы Быкова и обожженного бока Паши-Комбайнера. Из раны последнего торчал небольшой скрученный в спираль осколок – его вытащили совсем легко. Куценко обработал рану товарища йодом. Пашу обмотали чьей-то запасной относительно чистой нижней рубахой.
– Сойдет, – удовлетворенно махнул рукой Клюев и, чуть поморщившись, затянул поясной ремень
Быков в последний раз с сожалением поглядел на «Опель», вздохнул, ощупал бинты на голове и по привычке сдвинул пилотку на самый затылок.
– Теперь пехом, – констатировал кто-то из разведчиков.
– Нам не привыкать, – отозвался Фомичев, расправляя на плечах лямки вещмешка.
Поскольку картой местности они не располагали, Марков принял решение по возможности не отдаляться от реки. Вряд ли переправившиеся на тот берег немцы смогут плотно занять район, в котором оборонялся болгарский полк. Скорее всего, их подвижные соединения уже сменили место своей дислокации. С наступлением темноты надо будет постараться переправиться обратно. А пока следовало отыскать подходящее место для переправы и хорошенько за ним понаблюдать. На мост, по которому они проскочили сюда, пожалуй, возвращаться не стоило – судя по утреннему обстрелу, где-то рядом с ним располагалась немецкая батарея реактивных минометов. И наверняка с пехотным прикрытием. А вот обследовать местность рядом на предмет наличия подходящей переправы стоило. В любом случае, пора было выбираться к реке. Русло Дравы в этих местах сильно петляло. Капитан Марков поглядел на большой компас, одетый на кисть руки прямо поверх манжета гимнастерки и отдал команду строиться. Вытянувшись в цепочку, разведчики углубились в лес, следуя в северно-восточном направлении.
Они шли около часа в абсолютной тишине, никого не встретив на своем пути. Перед очередной лесной дорогой высланный вперед дозор из двух человек обнаружил на обочине машину.
– Наша, «Эмка», – вполголоса доложил вернувшийся к колонне один из дозорных. – И вроде никого…