— Зачем резать? У меня лекарство есть, знаешь, какое? Вот эту собаку за три дня вылечил. Я его с собой взял, лекарство, на всякий случай.
— Покажи, — заинтересовался Тимофей.
Степка достал из большого, туго набитого рюкзака жестянку, размотал тряпицу, бережно подал пузырек. Тимофей взял с тумбочки очки, надел, прочитал и фыркнул.
Швырнул пузырек в угол, под рукомойник, где помойное ведро стояло.
Степка остолбенел. Тарзан, сразу почуяв неладное, ощетинился.
Едва обретя дар речи, Степка топнул ногой, завязал рюкзак:
— Правильно про вас отец говорил: тунгус — хуже зверя!
Тимофей вытаращил глаза. А потом тоненько засмеялся. И смеялся, пока не закашлялся, — да так, что кровать под ним зазвенела.
Сел, свесил ноги в дырявых носках на пол.
— Ты не сердись! — сказал он. — Мне это лекарство докторша в зад колола, когда я кашлял сильно. Простудился по осени, на рыбалке. Хорошее лекарство, но простое очень. А мне нужно другое. «Импортное» — так называется. Слыхал?
Степка слушал недоверчиво. Переминался с ноги на ногу.
— И про тунгусов — это всё сказки. Мой дед еще в утэне жил, в чуме, значит. А отец уже в избе родился, грамоте выучился, в леспромхозе работал.
Степка молчал. Соображал — верить ли, нет.
— Лекарство твое пенициллин называется. От разных болезней помогает, от ран особенно. И придумали его давным-давно, когда тебя и на свете не было. Сейчас другие лекарства придумали, лучше. Не сердись! Садись за стол. Говори.
Степка сел на стул с гнутыми ножками. Тарзану велел сидеть у дверей. Но говорить не торопился. Как-то не очень хотелось такому городскому тунгусу про путь духов рассказывать.
Тимофей между тем тоже подсел к столу, включил электрочайник, поставил на стол стаканы в подстаканниках, сахарницу, и тарелку с плюшками — из школьной столовой.
Налил чаю и сказал:
— Про тунгусов много чего врали. Но и правда была. Мои предки могли от летящей стрелы увернуться. На сук запрыгнуть, выше головы. Могли даже под снегом пробираться — подкрадываться или от погони уходить. Знаешь, как тунгусов русские ученые люди называли? Индейцами Сибири… Теперь, конечно, всё не то. В далеких стойбищах оленеводы, может, еще и учат ребятишек бороться и на деревянных саблях сражаться. А в поселках кто про это помнит? Тунгус оленем силен. А я оленей не держу.
— Значит, не поможешь ты мне, — сделал вывод Степка и выпил сразу весь стакан, до дна.
— А почему не помочь хорошему человеку? Ты расскажи, — подумаем вместе.
И Степка рассказал.
Тимофей подозвал Тарзана. Тарзан послушался — подошел.
— Это правда, что пес не простой, — сказал Тимофей. — Хотя, по-моему, собаки все непростые. Может, и вправду нечистую силу чуют? Нюх у них, уши, — разве с человеческими сравнишь? А насчет пошаманить… Извини, брат Степка. Я ломболона отродясь в руках не держал. Видел только раз, в детстве, как дед камлает. Напугал меня тогда до смерти.
— Не поможешь, значит, — огорченно повторил Степка, выпивая второй стакан чаю.
Тимофей аккуратно отставил стакан и серьезно сказал:
— Отчего же не помогу? Помогу. Твоего пса надо в город вернуть. Туда, откуда он пришел. Его, видно, плохие люди вывезли, чтоб он им не помешал. Значит, если пес твой в город не вернется, хорошему человеку худо будет. Понял?
Степка мало что понял, но все-таки решил уточнить:
— А как его в город вернуть? Далеко, однако.
— Ты вот что. Ты беги к вертолетчикам. Как раз сегодня рейс будет в город. Прямо к летчику подходи, не бойся. Он мой знакомый, его Константином зовут. Костькой. Он почту возит, больных, если надо. Так что собаку им прихватить не сложно. Попроси, скажи, что собаку там встретят.
— А кто встретит? — удивился Степка.
— Никто не встретит. Пес сам дорогу домой найдет. Ты скажи, главное, — встретят, мол, не беспокойтесь. Пес смирный, мешать не будет.
— Как такое скажу? Врать надо! А не умею, однако.
— Тьфу ты! — сказал Тимофей. — Вот лесной человек! А еще меня зверем обозвал. Ты соври для пользы дела! Чтобы они собаку прихватили. И всё. Понял?
— Понял, — сказал Степка и крепко сжал зубы, сморщил лоб. — Когда вертолет полетит, однако?..
Спустя два часа на вертолетной площадке поселка появился странный человек: на подбитых мехом лыжах, в унтах, с рюкзаком за плечами и с большущей собакой, хромавшей на две лапы.
Вертолетчик сидел в кабине, когда снизу послышался голос:
— Коська!
Вертолетчик удивленно глянул вниз, приоткрыл окно.
— Коська! — повторил черный, словно от копоти, старый остяк.
— Чего-о? — с ноткой презрения спросил летчик.
— Свези собаку в Томск!
Летчик поглядел на старика, на собаку. Покрутил пальцем у виска.
— Ты чего, дед, спирта нанюхался?
Старик не слышал — внутри страшной железной машины уже что-то шумело, гудело, вибрировало. Видно, томилась душа вертолета в железном зеленом корпусе.
— Собаку в Томск надо! Свези! Её там в ерапорту встретят!
— Чего-о??
— Собаку, говорю…
— Какую собаку? Сдурел?
— Вот эту! Хорошая собака! Она городская. Ей, слышь, в город надо, а то хорошему человеку худо будет!
Летчик понял, что дед так просто не отстанет. Слегка высунулся наружу:
— Ты что! Я собак не вожу! Да и лечу я не в Томск, а в Колпашево!
— Дак и ладно! — обрадовался старик. — Ты его в Колпашеве на другой винтолет посади!
— Ну, дед, ты даешь… Мы тебе чего, собачья соцзащита?
Степка, однако, еще не понимал, что попытка его потерпела полный крах. Он сделал хитрые глаза. Оглянулся по сторонам, понизил голос:
— Нельму дам! Муксуна! Осетра!
Летчик покачал головой.
— Соболя дам! — выкрикнул Степка. — Продашь на базаре — богатым станешь! Два соболя дам! Нарочно взял с собой из дому, — а не хотел. Потом подумал: вдруг, мол, Коську встречу. Надо взять!
От такой наглости летчик слегка опешил. Потом засмеялся.
— Двери видишь? Там, где лесенка? Иди туда. И собаку свою тащи… Она не бешеная случайно? А то сейчас в городе, говорят, какие-то бешеные появились… Да ты, лесной человек, в городе давно был? Ну, понятно…
В дверях грузового отсека стоял хмурый летун. Он сказал:
— Давай её сюда. Сам-то летишь, нет?