– Так вот, есть у нас к вам несколько вопросов… Петенька, – сказала дама.
Ираида Степановна внезапно дёрнулась и замычала.
Иван Петрович вскочил, но был усажен на место окриком:
– Сидеть!
Иван Петрович снова снял шляпу, вытер платочком лысину.
– Что вы творите… – вполголоса сказал он. – Супруга моя больна, очень больна. Мы так долго готовились к этой поездке… Так надеялись, что морской воздух облегчит её страдания. Неужели у вас совсем нет жалости?
Он прямо взглянул на даму.
Дама опустила револьвер и отчеканила:
– К иудам жалости быть не должно. А вы, Иван Петрович, когда пошли на предательство, – вы помнили о своей больной супруге?
Иван Петрович снова вытер лысину. Спросил севшим голосом:
– О каком предательстве вы ведёте речь? И вот ещё что. Прошу вас, не заставляйте выслушивать всё это мою супругу…
– Теперь поздно, – качнула головой дама. – Но вы не ответили на мой вопрос.
– И вы не ответили.
– Ах, да… Я говорю о том, что вы – агент Третьего Отделения.
Ираида Степановна снова замычала.
– Я не агент. Я там служу…
– Ну, так это ещё хуже. Вы же пришли к нам, заявив, что готовы служить народу…
– Говорил! – с вызовом подтвердил Акинфиев. – Я ему и служу. И в III Отделении о моей… работе для вас никто не знает.
Дама сделал движение, как будто выражая удивление.
– Бросьте хитрить. Имейте мужество сознаться. Кто этот молодой беленький красавчик с кроличьими глазами, которому вы передавали сообщения на кладбище?
Акинфиев вздрогнул. Уши его вспыхнули. «Как у школьника», – с ненавистью подумал он.
– Если вы развяжете мою жену, и согласитесь избавить её от нашего разговора, я расскажу всё.
Дама подумала. Потом крикнула:
– Николай!
В дверь тотчас же заглянул человек в морском офицерском мундире. Он вопросительно посмотрел на даму.
– Войди. Петенька требует разговора тет-а-тет, без участия жены. Жена, кажется, действительно больна… Посиди с ней, а мы с Петенькой пока перейдём в твою каюту.
– Naturlich! – отозвался Николай, входя.
– Мадам! – сказала дама Ираиде Степановне. – Вас развяжут. Но обещайте мне, что никаких недоразумений не будет… Помните, в наших руках жизнь вашего мужа.
Ираида Степановна молчала.
– Кажется, у неё обморок, – проговорил Николай.
Дама взглянула на Ираиду Степановну, приподняла вуаль. Передала револьвер Николаю и начала развязывать платок. Потом несколько раз шлёпнула Ираиду Степановну по щекам.
– Что вы делаете? – вскрикнул Акинфиев, вскакивая.
– Спокойно, Петенька. Наша Наденька училась на медицинских курсах, – сказал Николай, придержав Акинфиева за плечо.
Когда Ираида Степановна очнулась, дама, названная «Наденькой», поднялась. Сурово сказала Николаю:
– Успокойте её. У вас лучше получится…
– Идочка, умоляю тебя, не волнуйся! – сказал Акинфиев, прижимая руки к сердцу.
Ираида Степановна вместо ответа залилась слезами, и смогла только выговорить:
– Ванечка! Что ты натворил? Ванечка!..
Наденька, взглянув на Акинфиева, повелительно указала револьвером на дверь.
Николай присел напротив Ираиды Степановны, хотел было закурить, но не успел: дверь снова отворилась, показалась смешливая рожица Саши.
– Коля! – пропела она. – Наша госпожа Степанова просит вас в вашу каюту! А мы с Олей тут вместо вас посидим!
Николай поднялся:
– Только ради ваших прекрасных глаз!
Саша прыснула в кулачок.
* * *
– Итак, Петенька, получается, что сам министр внутренних дел – против жандармского произвола?
– Решительно против.
– А тот, которого убили, чиновник из министерства, как бишь его…
– Филиппов.
– Его ведь жандармы и убили, я правильно поняла?
Наденька допрашивала напористо, деловито, словно ей приходилось делать это каждый день. Николай сидел, забросив ногу на ногу. Поглядывал то на Акинфиева, то в иллюминатор.
– Погода начинает портиться… – внезапно сказал он.
Надя мельком глянула на него, досадливо отмахнулась.
– Выходит, что нам вас надо только поблагодарить, да и отпустить?
– А что же ещё? – Акинфиев поднял усталые, покрасневшие глаза. – Господин Севастьянов заменил Филиппова. Да, я передаю ему сведения, которые узнаю у ваших друзей. Но точно так же передаю и содержание секретной переписки Дрентельна, Комарова, и других лиц, облечённых властью…
Наденька насторожилась:
– И что же это за «другие лица»?
Акинфиев нахмурился и закусил губу:
– Этого я не могу вам сказать.
Надя вздохнула, взглянула на Николая.
Николай произнёс:
– Думаю, будет шторм. На месте капитана я свернул бы к берегу…
– Ах, оставьте, – досадливо поморщилась Надя. – Я хочу знать, что вы думаете по поводу всего этого!
Она обвела револьвером каюту.
– Расстрелять, – без улыбки предложил Николай. – Обоих. Трупы – за борт. По старинному морскому обычаю…
– Николай! – повысила голос Надя. В голосе послышались нотки ярости.
Николай взглянул на неё и сказал:
– Знаете, Надя, чего я не приемлю в женщине? Откровенно? Отсутствие женственности.
– Ну-у, знаете… – даже под вуалеткой было видно, как лицо Наденьки побагровело.
– Если хотите, расстреляйте и меня вместе с ними, – Николай кивнул на Петеньку. – Нет человека – нет и проблемы.
Надя хотела что-то сказать – не успела: в каюту постучались.
– Что такое? – громко спросил Николай.
– Капитан просит господ пассажиров не покидать кают, – донёсся приглушённый голос матроса. – Через несколько минут пароход отдаст концы у Петергофского причала…
– «Отдаст концы»! – фыркнул Николай. – А если он и вправду «отдаст концы»? Вот же шпаки! Крысы мелководные!
Надя поднялась:
– Николай, я считаю ваши шутки неуместными и… глупыми!
Николай пожал плечами.
Надя повернулась к Акинфиеву.
– Теперь вот что. Вашу судьбу будет решать общее собрание исполкома. Пока же вы останетесь под нашим негласным надзором. Помните, что вы ответственны за свою больную жену. И за детей, разумеется.