– Николя! Сегодня катание на паруснике отменяется.
Николенька стоял у дверей, обернулся:
– Но, папенька…
– «Но, папенька»! – фыркнул цесаревич. – Я вам не лошадь, и прошу впредь не понукать!
Николенька надул губы и выскочил за дверь.
* * *
Когда Александр Александрович вышел из гостиной и направился в личные апартаменты, чтобы вздремнуть после завтрака, к нему подскочил его личный секретарь Балабуха.
– Ваше высочество! Прибыл министр внутренних дел господин Маков.
– И что? – Александр Александрович остановился, глядя на секретаря сверху вниз: разница в росте составляла едва ли не аршин.
– Желают аудиенции… – неуверенно проговорил Балабуха.
– И что?
Балабуха пожал поникшими плечами:
– Я объяснил, что сейчас это никак невозможно. На то есть присутственные часы…
– И что?
Секретарь окончательно смешался. Александр Александрович молча ждал. Наконец в глазах его мелькнул лукавый огонёк. Балабуха только этого и ждал:
– Прибыл давно, с полчаса назад. Прикажете проводить в зимний сад?
Александр Александрович подумал.
– Нет. Передай ему, что сейчас, за ранним временем, принять его не могу. Пусть приедет после ланча, в полдень. Или нет: лучше в час пополудни.
– Но в час пополудни приедет Константин Петрович!
– И что? – снова сказал Александр Александрович, и, насвистывая себе под нос, зашагал в апартаменты.
Балабуха посмотрел ему вослед. Вздохнул и отправился выполнять поручение.
Маков стоял внизу, в вестибюле, отвернувшись к окну. Фуражку он положил на подоконник. Офицер охраны и адъютанты стояли поодаль; перешёптываясь, глядели Макову в спину.
Балабуха подошёл.
– Лев Саввич! Простите, что заставил вас ждать.
– Это ничего, – отмахнулся Маков, оторвавшись от созерцания лужайки, цветника и ворот. – Прекрасная погода! Вы не находите?
– Э-э… Погода? Это – да… – Балабуха слегка смешался, запнулся, но тотчас и выправился: – Его Высочество Александр Александрович просят его извинить и передать, что не может принять вас сейчас за ранним временем. Просил быть в час пополудни.
– Хорошо, – ответил Маков. – Передайте Его Высочеству, что я непременно буду…
Он надел фуражку, натянул перчатки. Как-то странно взглянул на Балабуху:
– А всё же погода прекрасная.
Он повернулся к офицерам и громко сказал:
– Сочувствую вам, господа! Провести такой солнечный день в холодном вестибюле… Весьма сочувствую!
Офицер охраны двинулся было открывать двери, но Маков остановил его:
– Не беспокойтесь, я знаю, где выход.
И твёрдым шагом направился к дверям.
* * *
У решётки Аничкова дворца прогуливался какой-то юный гвардейский офицер под ручку с дамой в вуалетке. Маков уже проходил мимо, погружённый в самые мрачные раздумья, когда дама вдруг воскликнула:
– Какой сердитый господин! – и словно случайно толкнула его локотком.
Маков остановился.
– Простите?
И тут же гвардейский офицер прошептал, не меняя милого выражения лица:
– Ваше высокопревосходительство, я и есть тот самый гвардейский офицер, передавший послание террористов.
Маков в изумлении оглянулся по сторонам. Ему показалось, что он ослышался, тем более что дама продолжала глядеть на него с кокетливой улыбкой, а офицер – с соответствующей улыбкой – на даму.
– Что? – спросил Маков.
– Лев Саввич, вы не расслышали? – повторил офицер, чуть повысив голос, но не меняя выражения лица. – Я тот самый гвардейский офицер, который…
– Я расслышал! – воскликнул Маков. – Но никак не мог предположить, что вы осмелитесь… вы, связанный с террористами… вот так, запросто, остановить меня на улице…
– Другого случая может уже не быть, – голосом, от которого Маков невольно вздрогнул, сказал офицер. – Я многих знаю. И террористов, и царедворцев. И многие их тайны мне тоже хорошо известны.
– Откуда же? – удивился Маков.
– Мой брат – террорист.
Маков даже руками слегка развёл от изумления.
– Вы хотите сказать… – наконец сообразил он, – что и вашему начальству об этом хорошо известно?
Офицер промолчал, но смотрел пронзительно и строго.
– Боже… – прошептал Лев Саввич. – Значит, и гвардия втянута в это… в этот…
Он замолчал, не в силах выговорить страшного слова «заговор ».
– Нет, – сказал офицер. – Гвардия в стороне. Но заговорщики есть, конечно, и в гвардии.
Он обернулся к даме, потом быстрым взглядом окинул улицу.
Потом внезапно наклонился к Макову и отчётливо выговорил:
– Мой вам совет: прекратите своё расследование и уезжайте. На дачу, в Крым, в Карлсбад, – куда угодно. Или… Или срочно подавайте в отставку. Уверяю вас, ее примут с радостью.
Маков так удивился, что не успел ответить. А когда собрался с мыслями, парочки уже не было: офицер со своей дамой свернул за угол. Маков лишь успел заметить, как они садятся в пролётку.
* * *
Супруга Елизавета Яковлевна встретила Макова чуть не на пороге. Лицо её было надменным, что совершенно не соответствовало фривольному наряду: она была в лёгком бледно-розовом платье, приподнятом выше колен, и в фиолетовых чулках. Видимо, этот наряд был только что получен из французского магазина.
– Лев Саввич! – строго, с оттенком презрения, сказала она. – Потрудитесь объяснить, что вы ещё натворили?
– Ещё? – повторил Маков. – Ещё я хотел застрелить сегодня французского посланника. А что?
Елизавета Яковлевна фыркнула, и небрежно подала ему распечатанный конверт; сургучный герб был обломан.
Маков нахмурился, взял письмо:
– Кто дал тебе право вскрывать служебные письма?
– Никто! – гордо ответила жена. – Вы лучше загляните, что там про вас пишут!
– Непременно загляну! – со злостью ответил Маков и направился в кабинет.
Супруга крикнула вслед:
– И не надо на меня повышать голос! Я не у вас в министерстве служу!
Она успела захлопнуть за собой дверь в гостиную до того, как Маков достиг кабинета.
«Стерва! Стерва и есть!» – подумал Маков.