– Я один из новичков, как вы выразились. Андрей Желябов. Вот что… Оставайтесь все на своих местах – а я схожу, гляну. Говорят, – он усмехнулся, – медведи в Липецк повадились из брянских лесов ходить. Курортниками лакомятся…
Никто не успел возразить – Желябов уже скрылся между деревьями.
Михайлов тревожно оглядел притихших народовольцев.
– Кто этот Желябов? – тихо спросил он. – Кто его привёл?
– Я, – ответил Колоткевич. – Желябов – человек верный, давно работает с нами… Желябов – это… Это силища!
На поляну выскочил Попов. Рукав его летнего пиджака был разрезан; волосы всклокочены.
– Господа!.. Товарищи!.. – задыхаясь, выкрикнул он. – За нами следили! Идёмте скорее! Желябов его свалил, но одному ему не справиться!..
* * *
Продравшись сквозь заросли ежевики, Михайлов выскочил на небольшую полянку – и остолбенел. Красный от натуги Желябов выкручивал руки лежавшему на траве Петруше. Желябову помогали Квятковский и Пресняков. Оба были запачканы кровью.
– Верёвку! – просипел Желябов.
Квятковский тут же сорвал с себя галстук, подал. Навалился на ноги Убивцу. Желябов и Пресняков тужились свести Убивцу руки за спиной. Убивец поднимал голову. Лицо его, чёрное от паровозной копоти, ничего не выражало – казалось, борьба давалась ему без усилий.
– Да помогайте же! – крикнул Квятковский.
К ним кинулись сразу несколько человек. Попов дёрнул Михайлова за рукав. Бледный, с перекошенным лицом, едва выговорил:
– Там, в кустах…
Михайлов, ничего не понимая, тронулся вслед за Поповым. Следом за ними шла Геся. Внезапно она завизжала. Михайлов глянул вперёд – и попятился. Прибросанные вырванной травой, один подле другого лежали те двое, что ушли вместе с Поповым. Глаза их были закрыты, а трава – пропитана кровью.
– Мы только отошли, – захлебываясь, начал рассказывать Попов, – как вдруг, откуда ни возьмись, этот страшный, бородатый, в очках! Нож в руке. Я и ойкнуть не успел, а он р-раз, р-раз! Когда он Мишу уложил, я с места сорвался. Но он и меня успел зацепить! Не человек – зверь какой-то!
Гесе стало плохо. Вера увела её обратно на поляну.
Желябов, отдуваясь, поднялся.
– Зверь, точно зверь…
Он пнул ногой связанного Убивца.
– Только этот зверь нам больше не опасен…
Убивец внезапно вывернул голову и спокойно спросил:
– А извиняюсь, барин, не ты ли тот господин Алафузов, что у мадам Прибыловой в Питере проживал?
– Нет, не я, – ответил Желябов.
Ещё раз ударил ногой Убивца в бок, дёрнул за галстук, которым связали ему руки.
– Подымайся. Сейчас узнаем, кто ты и зачем тебе господин Алафузов понадобился…
* * *
Убивец больше не упирался. Спокойно вошёл в центр стоявших кругом революционеров. Задрав чёрную нечёсанную бородищу, начал пристально оглядывать каждого.
– А! – вдруг воскликнул он. – Так вот же он, Алафузов! Да… А я-то на него подумал, – он кивком указал на Желябова.
– Молчи, скотина, – ответил Желябов. – Ну, Алафузов, что у тебя с этим типом общего?
– Погодите, – поднял руку Михайлов. – Я сейчас всё объясню…
И он рассказал всё, что знал об Илюше и его брате. Квятковский и Пресняков, стоявшие позади Убивца, дополнили рассказ.
– Однако… – Баранников подошёл к Убивцу, внимательно оглядывая его. – А зачем же ты, мохнорылый, невинных сейчас угробил, если хотел только меня да Суханова?
– Дык… Душа загорелась, – мирно пояснил Убивец. – Лежу это я в кусту, ягоду ем. Слушаю, как вы красиво говорите. Замечтался даже. И тут, слышу – трое уходят. Ах, думаю, так вот какой оборот! А что, если вас всех здесь и порешить?.. Ну, достал нож…
– Вот он, нож его, – Пресняков бросил окровавленный нож в траву. – На нём кровь многих невинных.
– А вот и не так, барин! – живо обернулся к нему Убивец, Пресняков даже слегка попятился. – Невинен Господь Бог один. А человецы все во грехе. Несть невинных среди живых, а только среди мёртвых! Вот положил бы я вас всех – и очистил бы. Белыми ангелами пред Богом предстали бы! Всё искупилось бы: и бонбы, и левольверты, и убиенные вами…
– Замолчи! – рявкнул Желябов. – Слушать тебя, образину, тошно. Сам-то скольких положил?
Убивец озадаченно поглядел на Желябова.
– А ты здоровый бугай. Уважаю… Только если считать, сколько я вас, нехристей, порезал, – до вечера считать надоть. Сотню, надо полагать. А ежели по званию считать, то… Да! Я ж генерала вашего прикончил! Из головы выпало…
Он задумался.
Михайлов в недоумении спросил:
– Какого нашего генерала?
Убивец поглядел на Михайлова затуманенным взглядом. Тряхнул кудлатой головой.
– Генерала-то? А Маков фамилия. Слыхал?
– Министра Макова? – поразился Михайлов. – Да ведь он растратчик, и сам на себя руки наложил!
– А вота! – Убивец ухитрился, развернувшись боком, посиневшей от пут рукой сложить фигу. – Это я его порезал, возле Аничкова моста. А потом в воду спихнул.
– Постой-постой… Да за что?
– Как за что? За то, что он супротив Расейской империи пошёл!
Желябов дёрнул Убивца за галстук.
– Да чего с ним долго разговаривать! Он сейчас такого наплетёт…
Михайлов переглянулся с Морозовым, Квятковским, Пресняковым… Посмотрел на Желябова:
– А что же ты предлагаешь с ним сделать?
– Как это «что»? То же, что он с нашими сделал!
Все молчали. Только Геся беззвучно рыдала, закрыв лицо руками; Баска и Вера придерживали её за плечи.
– Я предлагаю передать его жандармам, – сказал Квятковский. – Они очень рады будут, полагаю…
– Дело говоришь, барин, – кивнул Убивец удовлетворённо. – Собаку – к собакам кинуть: это хорошо.
– Да нет, нехорошо, – вдруг встрепенулся Михайлов. – Есть у меня подозрение, что для них эта собака – ценный кадр. Просто находка… А ну-ка, давайте отойдём в сторонку да потолкуем с ним. Он, вижу, многое знает.
– Потолковать – что ж: это можно, – согласился Убивец.
Его отвели к краю поляны и начали допрос.
* * *
Смеркалось. Дамы стали собирать остатки пикника, развели костёр.
К костру подошёл Михайлов. Молча присел. Руки его тряслись.
– Что там? – с опаской спросила Баска.
– Тебе лучше не знать, – глухо ответил Михайлов.