«Они выставили дальнобойщиков! – догадался Семен. – И к тому же… Обычно в таком дистанционном бою каждый участник выбирает себе противника и долбит его дротиками до последней возможности. Эти же действуют иначе – все пятеро бьют в одного, а затем, используя эффект внезапности, без остановки, без паузы – в другого. Причем двое метателей явно специалисты по навесам, когда дротик уходит по крутой дуге вверх и как бы пикирует на противника – чтобы попадать в мишень таким способом, нужно обладать прекрасным глазомером и феноменальной координацией движений».
Один из неандертальцев, кажется, умер на месте – попадание в голову. Он был способен увидеть, а то и поймать рукой даже стрелу, выпущенную в упор, но летящих в него снарядов оказалось несколько, и он оцепенел на долю мгновения – последнего в его жизни. Что ж, это обычный прием в «охоте» на нелюдей…
Парень-лоурин обломал древко дротика, торчащее из его бедра, и, прикрывшись щитом, двинулся вперед вместе со всеми. Семен всмотрелся – до рези в глазах – и понял, что это уже не боец: можно спорить лишь о количестве шагов, которые он сможет сделать прежде, чем упадет…
«Ситуация предельно критическая: еще один убитый или тяжелораненый, и схватка проиграна. Есть только один способ, дающий шанс, только один…»
Ради того, чтобы вот сейчас встать, крикнуть, махнуть рукой, Семен, не колеблясь, отдал бы жизнь, но… Но он прекрасно понимал, что умрет раньше, чем сможет привлечь к себе внимание бойцов.
Команда не была отдана, но воины внизу ее выполнили: перестроились и…
– А-Р-Р-А!!!
Боевой клич прозвучал лишь в голове Семена: громкие звуки для неандертальцев болезненны, и лоурины не кричат, когда сражаются ВМЕСТЕ с ними.
Раненый остался сидеть на земле, двое мужчин сдвинули щиты и ринулись вперед. Маленькая хрупкая женщина с пальмой в руке свой щит бросила и тоже побежала вперед, прикрываясь их спинами.
Воины-укитсы сомкнули ряды, встречая удар вражеского «кулака»…
На момент начала рукопашной невредимыми остались лишь двое атакующих. Из них один был женщиной. Другой – сутулым приземистым неандертальцем, издалека похожим на гориллу. Когда-то этот парень написал выпускной диктант почти без ошибок. А сейчас… Сейчас он словно растворился в воздухе вместе со своей короткой тяжелой пальмой. Женщина от него не отставала…
Раненый лоурин сражаться почти не мог – из его бока торчал дротик. Однако ему удалось отвлечь на себя внимание сразу двух противников – его добивали несколько секунд!
Нарайсин и Семен поднялись на ноги – одновременно и очень медленно. Шагая почти в ногу, молча двинулись вниз.
При их приближении неандерталец зашевелился, перевернулся на бок, встал на четвереньки, а потом, опираясь на древко пальмы, выпрямился во весь рост. Его вид был ужасен – бедро повреждено ударом зубастой палицы, с груди свисает клок кровоточащего мяса, половина лица отсутствует – кажется, даже видна кость.
– Нет, – сказал Нарайсин, – битва не решила нашего спора. Этот нелюдь, наверное, скоро умрет. Значит, погибли все. Это то же самое, как если бы все остались живы. Значит…
Он обиженно замолчал, потому что понял – его не слушают. Или, может быть, догадался, что мир вокруг изменился так сильно, что его слова стали пустым звуком.
Семен смотрел на изуродованного неандертальца:
– Спасибо, Лхойким, спасибо…
Потом он опустился на колени, коснулся дрожащими пальцами волос, лба, щек…
– Веточка… Зачем ты… Веточка… Ну, что ты…
Бледные до синевы губы шевельнулись, и Семен почти приник к ним ухом, чтобы расслышать шепот:
– …Не увидишь старой. Буду ждать там… Молодая и красивая… как раньше… Только ты не спеши… Пожалуйста, не спеши… Ты… очень… нужен… здесь. Очень. Больно… Отпусти меня… Больно… Отпусти…
– Да, Веточка, да… – бормотал Семен, пытаясь ухватить непослушными пальцами рукоять ножа на поясе. Я все сделаю – все, что смогу. И приду…
Клинок вошел почти без сопротивления – в то место, где родинка, которую он так любил целовать.
Тело вздрогнуло.
И застыло.
Навсегда.
Семен повернулся и глянул в лицо Нарайсина. Глава укитсов отшатнулся.
Вождь и старейшины смотрели со склона на поле битвы, смотрели, как к ним приближается Семхон. Они мало видели битв со стороны – в основном в них участвовали. Проломленных черепов, вспоротых животов они не боялись – так умирают воины. Смерть в бою – достойное завершение жизни, так о чем же жалеть, чего пугаться? И тем не менее сейчас они испытывали почти ужас. Но не от вида мертвых. От вида живого…
Семхон Длинная Лапа брел вверх по склону. Ноги его путались в траве, колени норовили согнуться не вовремя и куда-то вбок. Он не опирался на древко пальмы как на посох, не нес оружие в руке или положив на плечо. Он волочил его по земле, словно забыл, что это такое и зачем оно нужно.
«Как может человек быть так долго привязан к одной женщине?! Не знаю как, но Семхон может. Он уже терял ее когда-то, и душа его не рассталась с телом. Наверное, он тогда считал, что сначала должен заставить жить и бороться остатки племени. Он сделал это и уплыл вниз по реке. Никто не сомневается, что он побывал в мире мертвых и забрал оттуда свою женщину. Что же теперь?! – Вождь принял решение и стиснул зубы. – Если на сей раз душа Семхона не выдержала и все-таки покинула живое тело, я не оставлю его в беде. Никто не должен видеть его в таком состоянии. Только бы сил хватило…»
Семен подошел и остановился – ссутулившись и тяжело дыша, словно влез на высокую гору. Взгляд, которым он обвел главных людей лоуринов, подтверждал все худшие опасения – он был бездонен и пуст. Что-то хотел сказать Медведь, но так и не сказал, как-то неловко пошевелился Кижуч, словно привлекая к себе внимание. Ничего этого Семен не заметил. Кажется, он вообще не понимал, где находится и кто перед ним. Он просто пошел вперед, и вождь посторонился, давая ему дорогу. Куда? Зачем?..
Семен нагнулся и выдернул из земли колышек, к которому была привязана уздечка его спокойного немолодого коняги. Неловко взгромоздился в седло, повернул животное и шлепнул древком пальмы по крупу:
– Пай-пай!
Он сразу заставил его бежать рысью – не управляя, не указывая направления – просто бежать. Ни чувств, ни мыслей, только колеблющаяся желтоватая степь вокруг. Потом он понял, что конь очень устал под своей ношей. Семен остановился, слез на землю и пошел дальше пешком.
Он шел, шел, шел… Поднимался и спускался, переходил ручьи и речки не ища брода. Один раз он попал в болото, увяз почти по колено, но не повернул назад, а упрямо продолжал зачем-то лезть вперед. И болото кончилось, грунт снова стал твердым. В трясине он потерял один мокасин, но не заметил этого. Как-то раз Семен оглянулся и обнаружил, что конь идет за ним. Он подозвал его, влез в седло и снова заставил бежать рысью.