Тихо загудел ржавый металл под ногами – Джон спрыгнул на палубу.
– Вон там люк – иди и смотри.
На всякий случай Николай старался ступать мягко и на полусогнутых ногах – кажется, вот-вот ухнешь.
Крышка люка сорвана и валяется рядом. Николай присел на корточки и стал всматриваться в полумрак. Собственно говоря, там было неглубоко и света, в общем-то, хватало. Просто не хотелось видеть и верить.
Трюм был наполовину забит костями, а сверху лежали почти целые скелеты. Человеческие.
Помещение явно находилось у самой поверхности – дневной свет проникал сквозь узкую длинную щель под потолком. Теплый влажный воздух был пропитан запахом застарелого неопрятного человеческого жилья. Пока глаза не привыкли к полумраку, Николай так и не мог понять, есть тут кто-нибудь или нет, – явственно слышалось только журчание воды.
– Подойди сюда, чтобы я тебя видел, – прошелестел голос, лишенный интонаций.
Кажется, это обычная чугунная ванна с обколотой по краям эмалью. Она на две трети засыпана мелкими окатанными камнями. В нее по жестяному желобу, идущему от стены, стекает вода, а на другом конце она переливается через край на железный поддон, по которому уходит куда-то в угол – наверное, там дырка для водостока. Под тонким слоем воды на камнях лежит человек – на поверхности только его голова с коротким ежиком седых волос. Лица в полумраке не разглядеть – одни морщины, зато хорошо видно его обнаженное тело под водой – это, по сути, скелет, обтянутый дряблой размокшей кожей. Кроме почти полной атрофии мышечной ткани, Николай никаких аномалий не заметил – две руки, две ноги…
– Нравится? Вот так и живу – давно уже.
– Что, так все время и лежите в воде?
– Ага, лет тридцать уже, наверное. Никак не умру – водичка теплая, и в ней, похоже, что-то намешано. Только химанализ сделать некому. Ничего, что на «ты»? Я ведь раза в три, наверное, старше тебя.
– Сколько же вам лет?!
– Не много: семнадцать… после ста. Все живу и живу.
– Извините!
– Ничего… Меня зовут Валентин Сергеевич. А ты, кажется, Николай?
– Именно так: Турин Николай Васильевич.
– Это правда, Коля, про другие миры, про иные реальности? Или это у вас такая легенда для… дураков?
– Валентин Сергеевич, вы тоже будете устраивать проверку? Сначала меня, потом Вар-ка, потом сравните наши показания? Мне показалось, что кое-кто из ваших людей может работать лучше любого детектора лжи. Я не прав?
– Послушайте, молодой человек… э-э… Коля, твой приятель сидит за стенкой и все прекрасно слышит. В отличие от тебя, он обладает способностью… э-э… влиять на собеседника, на его восприятие. А у меня… у меня осталась только способность дышать и… усваивать пищу.
– Тем не менее мне кажется, что вы здесь главный и, наверное, только вы можете объяснить, что здесь происходит. Наши сказки, похоже, никому не интересны, но нас почему-то не убили, а привели к вам. Зачем? Для опытов? Как источник генетического материала?
– Какого материала?! Генетического? Это что же… Это в вашем… в твоем мире получило развитие?!
– Генетика? Конечно, получила. Правда не сразу. Но я, к сожалению, в этом почти дуб.
– Ну-ну, забавно… Значит, говоришь, в твоем мире коммунисты и фашисты так и остались врагами? И национал-социалистическая партия была разгромлена и уничтожена?
– Ну да, в послевоенной Германии лет двадцать шли судебные процессы над активистами.
– А потом рухнул и Советский Союз?
– Рухнул, как миленький! И никто не заступился!
– Невозможно представить, просто невозможно! Все эти секретари обкомов, горкомов – за решеткой, с лопатами, с тачками… Или им сразу давали «вышку»?
– Видите ли, Валентин Сергеевич… Мне бы очень хотелось сказать, что вся наша партийная верхушка получила высшую меру, а остальные отбывают сроки. Но это, к сожалению, не так. Компартию даже не запретили, хотя попытки предпринимались. С другой стороны, у нас советская власть продержалась чуть больше семидесяти лет, и люди… В общем, вторая гражданская война не состоялась. Если хотите, я расскажу, как это все было.
– Да-да, конечно, но… потом. Понимаешь, Коля, в последние годы меня не покидает ощущение, что в любой момент я могу умереть. Просто остановится сердце – и все. А у меня дела.
– И мы вам нужны для одного из этих дел? Простите за резкость, Валентин Сергеевич, но больше «втемную» я ничего делать не буду! Хоть убейте! Хватит с меня полусотни трупов! Что там за баржа? Почему ее хотели взорвать? Откуда там столько костей? Это что, кладбище?!
– Там уже кости? Да… А раньше… Запах чувствовался за много километров, и находиться рядом…
– Что это за баржа, в конце концов?!
– Спокойно, Коля! Ты видел одну? Тогда ты не понял самого главного…
– Чего я не понял? Зачем перебили саперов?!
– Коля, Николай… Васильевич (правильно?), таких нефтеналивных барж там, в старом русле, двадцать две. И еще столько же мелких судов. Целый речной флот. И все под завязку.
– Так это…
– Да, Коля. Их погрузили в трюмы живыми. Заварили люки и отправили караван вниз по течению. Воды тогда еще хватало. А что, у вас такого не было?
– Н-не знаю… Если только Бакинский этап… в войну… Но это слишком. Разум отказывает.
– Сколько там было?
– Двести тысяч, кажется…
– У нас меньше. Думаю, не намного, но меньше. Во всяком случае, в этом караване.
– Так он… не один?!
– ЗДЕСЬ один. Почему ты так удивляешься, Коля? Ты ведь говорил, что полжизни прожил при советской власти? Мне правильно передали?
– Правильно…
– А вот что действительно непонятно и удивительно, так это ЗАЧЕМ комфашам понадобилось взрывать баржи. Ты, кажется, что-то в этом понимаешь?
– Во взрывах? Больше теоретически… Судя по количеству тротила, от баржи должна была остаться просто воронка.
– Та-а-ак… Похоже на зачистку следов. Но зачем?! Или все-таки… Тебе знакомо слово «перестройка»?
– Ну… да… Только здесь, наверное, это может быть что угодно.
– А у вас?
– У нас… Как бы это сформулировать? Ага, этим термином обозначили начало демонтажа советской власти и Советского Союза – вот так! И еще: на язык просится слово «гласность» – они обычно употреблялись в паре.
– Это что такое?
– Я бы это расшифровал как снятие некоторых запретов на распространение информации. Не всех, конечно.
– Так, Коля! Это очень важно. Мне нужно подумать. Тут где-то должен быть стул, если не унесли… Посиди немного.