– Знаешь что, Семхон, – вкрадчиво проговорил Горностай, – наверное, ты прав. Раз это так сложно, то, конечно, возиться не стоит. Тем более что никаких важных событий у нас не предвидится…
– Действительно, – поддержал его Кижуч. – Зачем нам это? Ближайший праздник наступит только после белой воды!
– Вот я и говорю, – продолжил Горностай, – ни к чему нам с магией связываться. Правда, появился у нас на стоянке один чудак…
Дальше последовал медленный, раздумчивый диалог старейшин:
– С виду вроде лоурин…
– И на мужчину похож…
– По крайней мере, писает стоя…
– Но без Имени…
– Оно и понятно – из будущего пришел…
– Хотели мы ему Имя дать – хорошее, настоящее…
– Мы же добрые, нам для своих ничего не жалко…
– Только он совсем не лоурином оказался…
– Да, скрытный какой-то, жадный…
– Похоже, только о себе и думает…
– Разве лоурины такие бывают?
– Да вы что?! – не выдержал издевательства Семен. – Это я-то о себе думаю?! А кто Бизона звуки рисовать научил?! Кто магию малого дротика придумал?! Кто показал, как без плота в воде плавать?! Вот посуду сделал – хотел вам магию огня и глины передать, а вам не нужно!
– Да-а-а… – протянул Кижуч. – Мы тоже объедков не жалеем – ни собакам, ни женщинам.
– Посуда из глины – вещь полезная, – сказал Горностай с важным видом, а потом сморщился и ехидно добавил: – Ты бы еще подкладки для баб из будущего притащил, а то им со мхом неудобно, наверное!
– Ладно, черт с вами! – сдался Семен. – Сделаю я вам волшебный напиток!
– Сделай! – одобрил его решение Кижуч. – Не может же в будущем не найтись хоть чего-нибудь по-настоящему полезного!
– Только учти, Семхон, – предупредил Горностай, – сейчас лап от головастиков не достать – они уже все в лягушек превратились!
– Мне они не нужны!
– Ну, тогда все в порядке: жабьих глаз, кротовых хвостов и мышиных членов мы тебе наберем, сколько хочешь!
– Мне и они не потребуются!
– Да ты что?! Вот это магия! Неужели… Даже страшно подумать…
– Нет, – сказал Кижуч, – своих детей мы не отдадим. Лучше на хьюггов нападем и отобьем у них. Такие подойдут?
– Послушайте, старейшины! – решил хоть немного отыграться за поражение Семен. – Все, что мне нужно, я найду в лесу сам. Вы мне дадите мальчишек, чтобы собрать это и принести. Еще потребуются две больших шкуры без дырок. Когда волшебный напиток будет готов, вы дадите мне Имя вашего рода. И без всяких там испытаний и посвящений – я уже давно не мальчик. Договорились?
– Ну, испытывать тебя ни к чему, – согласился Кижуч. – Раз до таких лет дожил, значит, все, что нужно, умеешь. А вот с посвящением… Ты все-таки половину памяти растерял…
– Мы подумаем, Семхон, – пообещал Горностай. – Есть кое-какие тайны, без которых человек возродиться не сможет. Да и не человек он, по большому счету. Мы подумаем, как передать тебе это.
– Ладно, договорились, – согласился Семен.
«Интересное дело, – размышлял он, бредя к своему жилищу. – Уже второй раз старейшины намекают на мой почтенный возраст. И при этом смотрят на мою голову. Что там у меня такое?»
Поскольку зеркал в этом мире еще не имелось, Семен намотал на палец тонкую прядь волос и сильно дернул – больно, конечно, но надо же выяснить…
Он выяснил: большинство вырванных волос оказались седыми.
* * *
У Семена, как, наверное, и у большинства цивилизованных людей, со школьных лет было убеждение, что первобытные люди только и делали, что боролись с силами природы, сражались с хищниками и добывали что-нибудь пожрать. Охотник прибегал из леса с оленем на плечах, забрасывал его в пещеру на растерзание своре голодных детей и бежал добывать следующего. Строго говоря, под такими представлениями есть довольно прочная научная база: основным регулятором численности живых существ являются пищевые ресурсы. Численность слонов или леммингов на данной территории колеблется возле предельного количества, которое эта территория может прокормить. Человек, живущий собирательством и охотой, по идее, не должен сильно отличаться от других животных. Тем не менее никакого особенного «напряга» в жизни лоуринов в первые дни Семен не заметил.
Жизнь в лагере начиналась с рассветом. Первыми вставали, разумеется, подростки и собирались на площадке под скалой в ожидании Медведя, чтобы начать свою бесконечную тренировку. Следом за ними из жилищ выбирались женщины и принимались разводить огонь. Впрочем, на самом деле первым должен был вставать один из старших подростков, которому в этот день выпало дежурить на смотровой площадке. Как встает дозорный, Семен никогда не видел и не удивился бы, если б узнал, что тот забирается на пост с вечера. Все остальные поднимались кто как хотел, но довольно рано и дружно – много спать мужчинам неприлично, а остальным тем более не пристало этим заниматься, когда главные люди бодрствуют.
Сколько же на стоянке взрослых мужчин, Семен не мог понять довольно долго – похоже, что все вместе они собирались лишь по праздникам. Примерно половина из них постоянно отсутствовала – они находились в состоянии охоты. Люди приходили с грузом мяса и шкур, иногда оставались на несколько дней, иногда уходили сразу. Время от времени старшие подростки уходили вместе с одним из охотников, а потом возвращались с грузом мяса, иногда делали две-три ходки подряд. Основной добычей, как смог понять Семен, были олени, бизоны, лошади и некрупные антилопы, похожие на сайгаков. Мясо хранилось в трех ямах под скалой, которые заполнялись и опустошались поочередно. Больше трех-четырех дней хранения мясо не выдерживало, и его выбрасывали за пределы лагеря на радость собакам. Никаких долговременных запасов пищи не делалось. О причинах этого Семен ничего путного не узнал, так как не смог объяснить, что такое «еда впрок», о которой он спрашивает. Как тут будет зимой, Семен тоже не выяснил, потому что значение, которое он вкладывал в это слово, явно не соответствовало понятию «время белой воды». Складывалось впечатление, что наступления времени года, когда придется вести отчаянную борьбу с голодом и холодом, вообще не предвидится: «время белой воды» скорее радостное, чем страшное.
А еще Семен ни разу не видел днем бездельничающего человека. Время отдыха у взрослых втискивалось в узкий промежуток между вечерней трапезой и отходом ко сну. Все остальное время мужчины занимались рукоделием: стрелы, наконечники, копья, копьеметалки, боло. Оружие изготавливалось, опробовалось, пристреливалось, при плохих результатах переделывалось. Помимо технической работы над ним следовало производить некие магические ритуалы, которые иногда времени занимали не меньше.
С деревом и камнем работали практически все, а вот с костью – немногие. Этот материал требовал иного подхода, иных навыков. На глазах Семена один из мужчин в течение трех дней делал наконечник для копья. Нет, он не вырезал его в привычном понимании, а, скорее, выскабливал кремневыми резцами из берцовой кости какого-то копытного. Причем выскабливал целиком – от тончайшего острия до расширения, с насечками, к которому будет крепиться древко. Наконечник был практически готов, когда мастер, после долгих молитв или заклинаний, решался-таки отломить его от основы. Оставалось чуть-чуть подправить, и можно было крепить к древку.