Это только непосвященным кажется, что у писаря или бухгалтера однообразная, скучная работа. На самом же деле это сплошное кипение страстей. Те драмы и трагедии, которые разыгрывались при погрузке, в анналы истории, конечно, не вошли. Юмор ситуации заключался в том, что на сей раз капитан Беринг решил не забивать трюмы под завязку. И Митька прекрасно понимал почему. Снаряжения и продовольствия в Нижнекамчатском остроге скопилось значительно больше, чем может понадобиться экспедиции в последнем плавании. Куда его девать? Привезти обратно в Охотск? Высокое начальство может поинтересоваться, зачем закупали и перемещали по кругу такое количество грузов. Беринг принял мудрое решение – часть излишков оставить на Камчатке, в том числе непосредственно здесь. Каким образом? А очень простым – передать по описи местному начальству.
Этим начальством был комиссар, сын боярский Михаил Петров, у которого фактически закончился срок камчатской службы. Его вот-вот должны были сменить, а тут такая напасть! От приморских складов экспедиции до Нижнекамчатского острога почти сотня километров. Значит, груз надо хранить на месте, приставив надежную стражу, либо перевезти в острог и организовывать хранение там. За порчу и потери комиссару придется ответить своей мошной, если не спиной. А появится сменщик, так все надо будет передать ему – опять-таки по описи. Еще весной Михаил Петров хотел поставить вместо себя заказчика и по первой воде уехать от греха подальше. В конце мая Гаврила Чудинов уже готов был дать хороший окуп за назначение, но в последний момент (кто-то что-то ему нашептал?) платеж задержал и сказал, что рассчитается и примет правление сразу после отбытия кораблей. Все остальные кандидаты предлагали значительно меньше, и Петров решил задержаться. Теперь ему пришлось принимать муку, боеприпасы, снаряжение…
Люди Беринга, естественно, желали оставить поменьше, а записать в ведомость побольше. Петрову с компанией хотелось обратного, чтоб было чем поживиться. А кому нужен, скажем, подмоченный пушечный порох? Артиллерийской стрельбы Камчатка не слышала много лет, а этот порох, будь он даже сухим, для ружей не годился. Сумы с мукой были зашиты и опечатаны. Некоторые из них вскрыли и обнаружили внутри плесень. Конечно же, мука испортились не вся, а сколько? Бог с ней, с «Фортуной», а на «Гаврииле» капитан желал иметь доброкачественные продукты! А испорченные куда? И кто виноват в порче? Мы только охраняли склады, а грузили – вы! А кто безобразно построил амбары? Но вы их принимали и сочли для хранения запаса пригодными! А кто… И так далее.
В этой недолгой, но яростной сваре Митька, разумеется, оказался на стороне команды Беринга. Причем далеко не последним и не худшим игроком этой команды. Противники и подмигивали ему, и на ухо шептали, и шкурки подкладывали. Ничего против взяток Митька не имел: сам всю жизнь давал, а теперь – в кои-то веки! – ему предлагают. Однако в данном случае пришлось отказаться – из высших соображений. Они заключались в том, что, так или иначе, вся экспедиционная отчетность ляжет на плечи Чирикова и Чаплина. Он же давно поклялся лейтенанту и мичману зла не творить – не так уж много на свете хороших людей, особенно среди «их благородий»!
В общем, оппоненты перестали предлагать Митьке взятки и очень серьезно пообещали «пенек» или «скамейку», когда он попадет к ним в руки. Сомневаться в том, что обещание будет выполнено, не приходилось: казаки прекрасно умели неофициально «учить» сослуживцев. При этом пострадавшему не на кого было жаловаться, он даже следов побоев предъявить не мог, но к службе становился негоден и умирал через один-два месяца. Митька в ответ заявил, что оставаться здесь не собирается – уплывет на одном из кораблей, но ему, похоже, не очень-то поверили. День шел за днем, Митька ночевал на «Фортуне» или на «Гаврииле» в некомфортных условиях и сунуться на берег не решался. Ительмены со своими батами, работающие на погрузке, ничем ему помочь не могли, даже если б захотели.
Отплытие было назначено на 5 июня, если ветер будет благоприятен. В непрерывном бухгалтерском аврале последних дней Митька так ничего и не придумал для своего спасения – некогда было. Вечером третьего числа младший комсостав на «Гаврииле» отмечал окончание погрузочно-разгрузочных дел и заодно повышение в чине одного из основных хозяйственников экспедиции. Труды матроса Ивана Белого были оценены самим Берингом – своей властью он произвел его в подхиперы, правда с прежним пока окладом. На носу собралась разночинная компания работяг-тружеников, к которой примкнули штурман Энзель и лекарь Буцковский. Денщики раздали чарки, Савелий притащил пузатую баклажку и, соблюдая очередность по чинам, наполнил посуду. Чириков уже собрался провозгласить тост, и тут выяснилось, что нет Митьки. Собравшиеся сочли это совершенно недопустимым – как же без него?! Денщикам было приказано оного казака сыскать и немедля сюда доставить.
Долго искать и дважды приглашать Митьку, конечно, не пришлось. Выпили, закусили черемшой по местному обычаю, закурили трубки.
– Что невесел, казак? – хлопнул Митьку по плечу Чаплин. – Что буйну головушку повесил?
– По дури он все! – рассмеялся Чириков. – Шел бы с нами в море – был бы всегда сыт, пьян и нос в табаке!
– Вот уж извиняйте, – скривился служилый. – Наплавался я с вами – в тот раз чуть не утопли! Ищите уж эту Жуану да Гаму без меня!
Митька тут же пожалел, что помянул название мифической земли, – с лиц лейтенанта, мичмана и штурмана исчезли улыбки, в глазах появилось выражение, больше всего похожее на тоску. Служилый растерялся, попытался загладить проступок, но сделал только хуже:
– Да чо ж вы кручинитесь?! Далече не уплывете, а там и домой! Нешто по сродственникам не стосковались?
– До наших родственников еще пол земного шара ехать, – грустно усмехнулся Чириков. – Тебе хорошо, ты, считай, дома.
– Вот уж не знаю, кому лучше, – возразил служилый. – Вас пирогами встречать будут, а меня дрекольем.
– Что ты имеешь в виду?
– Что имею, то и введу, – хмыкнул Митька. – Вон она, родня моя, на бережку дожидается! Мало я им зимой по коммерциям соли на хвосты насыпал, так теперь с грузами складскими подгадил!
– Как это?!
– А то вы не знаете, ваш-бродь?! Я ж им не дал ни муки, ни соли заныкать – все по весу вписал в реестру. Нешто им в радость такое?
– Ну, а что ж ты, Митрий?..
– Дык, ваш-бродь, а ну как опосля за ту соль да муку с вас спросится? Али с Белого? Иль Петра Авраамыча к ответу призовут? Нет уж, вы мне зла не делали и я вам того творить не буду! Пусть хоть чтой-та здеся по-честному будет.
– Они захотят тебе отомстить?
– Не то слово!
– Как же ты жить-то среди них будешь?!
– А не привыкать мне! – заверил Митька. – Я ж с Большерецка, а это – нижнекамчатские. Мне б отсель выбраться, а тама они меня не достанут – руки коротки!
– Так плыви с нами! – опять предложил Чириков. – Если не погибнем, то капитан обязательно зайдет в Большерецк на обратном пути.
– Знамо дело, зайдет, – кивнул служилый. – Тока от его благородия Беринга мне на земле кой-чо сотворить велено. А не сполню, будет худо. Потому и не берет он меня в плавание!