А до того еще молодым лейтенантом в составе легиона «Кондор» воевал в Испании, участвовал в печально известном налете на столицу басков – древнюю Гернику. Тогда, в 1936 году, гитлеровцы впервые опробовали тактику воздушного террора на беззащитном республиканском городке. Тень будущего блицкрига легла на землю, опаленную гражданской войной, от крыльев безжалостных пикировщиков с черными крестами на крыльях. Те же «Хейнкели-111», «штуки» Ju-87 и транспортные «тетки-Ю», Ju-52 обрушили на религиозный и культурный центр непокорных басков свой смертоносный бомбовый груз. А потом бипланы-штурмовики He-51 гоняли на бреющем над развороченными бомбами улицами, из пулеметов расстреливая уцелевших мирных жителей.
И нынешний командующий 4-м воздушным флотом Люфтваффе под Сталинградом Вольфрам фон Рихтгофен был одним из командиров германского легиона «Кондор». Тогда, по официальной статистике, под развалинами Герники погибло 1645 мирных жителей и еще более тысячи человек были ранены. Город был «Restlos vernichtet!» – полностью разрушен!
Впоследствии эта фраза стала лозунгом их бомбардировочного соединения. И сейчас белые готические буквы «Restlos vernichtet!» красовались на фюзеляжах бомбардировщиков.
Молодой лейтенант Людвиг фон Вайс тогда был вторым пилотом на трехмоторном транспортном «Юнкерсе-52» – тогда этот самолет использовался как легкий бомбардировщик. Пока «транспортник» неторопливо кружил над беззащитным городком, бортстрелок верхней турели и бортмеханик вручную сбрасывали мелкие бомбы просто в обрез раскрытой транспортной двери салона! Экипажу и самому Людвигу были прекрасно видны результаты «работы»…
А сейчас под «Хейнкелем-111» оберста Людвига фон Вайса был пылающий Сталинград. Пилот отдал штурвал от себя, переводя тяжелый двухмоторный бомбардировщик в пологое снижение. Второй пилот Карл Зальцман штурвалом и педалями помогал парировать рыканье самолета в горячих восходящих потоках, возникших от чудовищных пожаров.
Штурман-бомбардир дернул за рычаг, открывающий створки бомболюка, еще секунда, и новая порция «семян смерти» засеет пылающие берега великой русской реки…
Внезапно перед глазами оберста фон Вайса полыхнули ослепительные вспышки. Грохот наполнил нутро бомбардировщика, словно по его крыльям и фюзеляжу барабанил стальной горох. Калибр этого «гороха» был 12,7 миллиметра.
Второй пилот дернулся и обмяк в своем кресле, повиснув на привязных ремнях. Его правое плечо было разворочено: осколки костей, кровавые ошметки плоти, обугленные куски ткани летного комбинезона представляли собой ужасное месиво. Сама же рука держалась только на лоскутах полуоторванного рукава летного комбинезона. Летчик попросту умер от болевого шока.
– Ich traf! – Я подбит! – это все, что мог выкрикнуть оберст Людвиг фон Вайс. Тем не менее он рванул штурвал на себя и прибавил оборотов двигателям. – Aufstiege! – Набираем высоту!
Моторы взвыли на высокой ноте, вытягивая тяжеленную тушу бомбардировщика вверх – прочь от опасной земли. Но крупнокалиберные пули продолжают барабанить по фюзеляжу и крыльям, дырявя тонкий дюраль и корежа силовой набор крыльев. Левый мотор вспыхивает и окутывается дымом, куски лопастей воздушного винта разлетаются в стороны, проносясь прямо перед остеклением кабины.
– Mein Flugzeug brennt! – Мой самолет горит! – сообщает оберст фон Вайс по рации.
– Ich bin verwundet! – Я ранен! – Штурман-бомбардир откидывается назад, насколько позволяют ему привязные ремни, лицо залито кровью. Он судорожно сдирает шлемофон и летные очки. Шок.
В переговорном устройстве слышны хрипы кормового стрелка. Kurz von dem Tode. – Предсмертные хрипы. Грудная клетка воздушного стрелка разорвана, и он захлебывается собственной кровью, царапая окровавленными пальцами дюраль.
Все новые и новые очереди полосуют обреченный бомбардировщик, самолет кренится еще больше, и теперь уже Людвиг фон Вайс едва сможет «вытащить» его из смертельно опасного режима полета. К тому же мертвый второй пилот навалился на штурвал и своим весом прижал его колонку… Еще одна очередь крупнокалиберных пуль перечеркнула огненным пунктиром жизнь оберста Люфтваффе Людвига фон Вайса.
* * *
Гвардии лейтенант Стеценко, прищурившись, проводил взглядом сквозь концентрическую сетку коллиматорного прицела «К-8Т» пятнисто-серую тушу «Хейнкеля-111». Оставляя за собой жирный черный шлейф дыма, объятый пламенем бомбардировщик со свастикой на вертикальном оперении рухнул на берег Волги, подняв огромный фонтан пламени. Наверняка сдетонировал боекомплект. Горящие обломки полетели в разные стороны, у двухэтажного кирпичного дома, что стоял неподалеку, треснула стена, а стекол в окнах уже давно не было.
Степан Никифорович взялся за маховики вертикального и горизонтального наведения башни, переводя спаренные пулеметы на новую цель, и нажал на спусковую педаль – грозное оружие отозвалось дробным грохотом. Трассеры огненными искрящимися росчерками пронзали клубы дыма и пыли, взметающиеся от ураганных взрывов.
Раскаленные до вишневого свечения спаренные пулеметы «ДШК» с грохотом и ревом выплевывают десятки килограммов свинца в затянутое серой пеленой небо. Можно и не целиться: гитлеровских самолетов столько в этом адовом небе, что промахнуться было просто невозможно!..
Командир взвода Стеценко расположил три своих зенитных танка треугольником со стороной примерно метров восемьсот. Так, что они могли обстреливать воздушные цели как во внешнюю сторону треугольника, так и во внутреннюю. А для тех стервятников, которые попадали в центр этого треугольника, одновременно «работали» шесть крупнокалиберных стволов! Что от этого получалось с гитлеровским бомбовозом – представить нетрудно… Вот-вот! На землю они «приземлялись» уже в виде бесформенных пылающих лохмотьев и изрубленных на куски пилотов Люфтваффе.
Рядом ведут огонь и два других Т-90 зенитно-танкового взвода. Их тяжелые крупнокалиберные пули распарывают правую плоскость «Хейнкеля-111», поджигают двигатель. Он неуклюже отваливает в сторону, беспорядочно сбрасывая бомбы в степь. Немцы пытаются уйти, но еще одна удачно пущенная очередь зенитных пулеметов разносит вдребезги хвостовое оперение бомбардировщика. Он мгновенно валится в штопор и вскоре вспыхивает костром в волжской степи.
Степан Никифорович прищурился, ловя в перекрестье коллиматорного прицела прозрачный нос серо-зеленого, с черными крестами на фюзеляже и широких плоскостях, немецкого бомбардировщика. Руки быстро крутят левый маховик горизонтальной наводки, правая рука вращает маховик вертикального наведения, задавая необходимый для стрельбы угол возвышения «спарки» крупнокалиберных стволов пулеметов. Нога снова вжимает спусковую педаль. Очереди отдаются грохотом в ушах и вибрацией всей конструкции легкого десятитонного танка. Горло раздирает кислый запах сгоревшего пороха.
Строй бомбардировщиков сломался, тяжеловесные «Хейнкели-111» метались по небу, сбрасывая бомбовый груз куда попало. Взрывы сотрясли волжские берега и городские кварталы. При этом сработал мрачный закон возмездия: многие выбросившиеся на парашютах немецкие летчики спускались в грохочущий ад. Избежав гибели в горящих самолетах, они находили ее среди разрывов собственных же бомб. Осколки рвали в клочья парашюты и разрывали тела немецких пилотов, которые, как им казалось, уже имели надежду на спасение.