Сразу четыре «Хейнкеля-111» рухнули на сталинградскую землю. Но в небе их, к злости зенитчиков, было гораздо больше… И они продолжали осыпать бомбами пылающий город на Волге.
Неподалеку от зенитно-танкового взвода дислоцировалась батарея противовоздушной обороны, а с ней вместе – и командно-дальномерный пост. Так что данные для стрельбы Степан Никифорович Стеценко получал по линии полевой связи. На случай, если проводную линию перерубит осколком или взрывом, постоянно работала рация 12РП. Она позволяла держать уверенную связь на дальности до десяти километров, но сейчас из-за всеобщей какофонии, взрывов и грохота дистанция связи упала более чем наполовину. Но и этого хватало.
– Горизонт, я Заря, прием. Азимут пятнадцать градусов, на удалении трех километров, высота – полторы тысячи метров, – раздался в головных телефонах комвзвода звонкий девичий голос.
– Понял тебя, Заря, готов к открытию огня.
Возле зенитного танка Т-90 уже лежала горка отстреленных тридцатизарядных дисков. Работая в четыре руки с механиком-водителем Юрой Ивановым, они меняли тяжелые патронные диски за считаные секунды. Ровно столько времени отделяло их от гибели. И тем не менее пока они успевали.
Левой рукой Степан Никифорович развернул башню по азимуту на указанные градусы, а правой придал необходимый угол возвышения «спарке» пулеметных стволов. На этот раз противник у него был более серьезный – двухмоторные скоростные бомбардировщики «Юнкерс» Ju-88A-4. Мощные моторы Jumo-211J-1 разгоняли этот самолет до 467 километров в час. А кроме того, он был еще и довольно маневренным, так что попасть по нему было гораздо труднее.
Степан Никифорович Стеценко прищурился, ловя характерные силуэты на фоне серого неба в прицел. Два двигателя чуть выступали перед остекленной кабиной – это и было отличительной особенностью «Юнкерса-88». Совсем недавно Стеценко заучивал наизусть силуэты вражеских самолетов, их технические характеристики и вооружение. Характерный обратный излом крыльев «лаптежника», переходящие в хвостовые балки мотогондолы двигателей «рамы», двойной киль у «Дорнье-17»…
«Юнкерс-88» был опасен еще и потому, что кроме мощного бомбового вооружения из двух тонн бомб был утыкан пулеметами, как еж – колючками. Спаренный 7,9-миллиметровый пулемет МG-81Z в панели остекления, которым управлял пилот, стрелял вперед. Также в носовой части устанавливался либо подвижный 13,9-миллиметровый пулемет МG-131, или тоже «спарка» МG-81Z на подвижной установке. Они были в распоряжении штурмана-бомбардира. Два MG-81 стрелка и стрелка-радиста контролировали секторы обстрела назад-вверх. В нижней гондоле устанавливался либо МG-131, либо «спарка» МG-81Z, которые «поливали» назад-вниз.
Выход был один – атаковать первым! К тому же самолеты были лучше видны на фоне хоть и порядком задымленного, но все ж светлого неба, чем зенитные танки на фоне укрытых дымным саваном сталинградских руин. И Степан Никифорович ударил первым! Искристые трассеры унеслись в небо, наткнувшись на черный силуэт «шнелльбомбера» Люфтваффе. Первый же «Юнкерс-88» задымил и отвернул в сторону. Бомбы посыпались в Волгу, не причинив никакого вреда. Гвардии лейтенант Стеценко перевел огонь на другой бомбардировщик. Огненный поток крупнокалиберных пуль вгрызается в широкую прозрачную носовую кабину. Разлетаются, на мгновение блеснув на солнце, осколки остекления, а сама кабина взрывается вдруг клубком пламени и какими-то бесформенными обломками. «Юнкерс-88» с разбитой и объятой пламенем носовой частью, дымя, валится вниз.
Советский зенитчик-танкист бил короткими, но частыми очередями, посылая по четыре-пять пуль из одного ствола. Боеприпасы нужно было беречь.
Стандартный боекомплект зенитного танка Т-90 состоял из шестнадцати тридцатизарядных дисков с общим количеством – 480 патронов. Опытный танкист на собственном горьком опыте знал, что патронов много не бывает, и приказал загрузить на боевые машины своего зенитно-танкового взвода двойной боекомплект. Спаренные шестицилиндровые двигатели протестующе взвыли семьюдесятью «лошадками» каждый от такого вопиющего перегруза. Но все ж вытянули, родимые!.. Правда, и в этом случае патроны расходовались с пугающей быстротой.
Ящик для сбора стреляных гильз на вращающемся полу боевого отделения, справа от места стрелка, был уже доверху набит стреляной медью. Пришлось отвести гибкие матерчатые рукава гильзоуловителей прямо на пол башни. Но в таком случае возникал риск заклинивания механизма поворота башни. Механик-водитель Юра Иванов выгребал раскаленные стреляные гильзы руками из-под ног Степана Никифоровича. Ладони мехвода покрылись волдырями от ожогов.
– Как печеная картошка! – Юра еще и находил в себе силы шутить. В этом-то аду…
Горка отстрелянных дисковых магазинов возле танка все росла и росла. Дробный грохот спаренных «ДШК», вспышки трассеров, рев самолетов, взрывы бомб – все смешалось в один адский кошмар наяву. Прошедший ледяной ад ржевско-вяземской мясорубки, Степан Стеценко думал, что он уже узнал бездну человеческих страданий и горя. Гитлеровцы убедили старого солдата, что он ошибается…
Степан Никифорович стрелял по «Хейнкелям-111», «Юнкерсам-88», «лаптежникам», «мессерам», отвлекаясь только на перезарядку «ДШК». Помимо стремительно тающего боекомплекта существовала и еще одна серьезная неприятность – прогар стволов пулеметов от интенсивной стрельбы. Хоть «ДШК» и был исключительно надежным оружием, но и металл порой устает…
Но они продолжали бой до самых сумерек, когда милосердная ночь укутала израненный и горящий город непроницаемым бархатным покрывалом с искорками далеких звезд…
Под конец Степан Стеценко вел огонь уже только из одного, правого ствола, экономя патроны. Когда и они закончились, командир танкового взвода схватил из укладки «ППШ» и стал лупить в небо длинными очередями. Механик-водитель Юра Иванов силой забрал автомат у командира, а потом вылил ему на голову остатки воды из фляжки. Степану Никифоровичу это помогло мало. Он мог только стрелять и перезаряжать, но гитлеровские самолеты уже не вернулись. Кое-как успокоившись, командир зенитно-танкового взвода отдал команду покинуть позиции и двигаться в направлении части. Фары не зажигали, чтоб не привлечь внимания немецких «ночных охотников», шнырявших по небесам. Но света хватало – весь огромный город был в огне.
– Товарищ капитан, вверенный мне зенитно-танковый взвод задачу выполнил, потерь нет. Докладывает гвардии младший лейтенант Стеценко…
– Вольно, – командир отдельной зенитно-самоходной роты был черен лицом, но не от сажи, а от горя. Это был его родной город.
Степана Никифоровича трясло, военфельдшер сделал ему укол.
– Нервный срыв, – пояснил он. – Пущай поспит…
* * *
Сталинград был разрушен, он тонул в бушующем океане огня. Кошмар испанской Герники не шел ни в какое сравнение с трагедией великого города на Волге.
Все лишь за один только жаркий августовский день – даже за полдня, под развалинами домов, под бомбами безжалостных гитлеровских стервятников погибло, по разным данным, от сорока до двухсот тысяч человек, включая эвакуированных из других городов, раненых красноармейцев, женщин, детей и стариков.