…Тычок вонючей ваты в нос, пара пинков.
Черноволосый румын открыл глаза.
Высокий ухоженный и уже немолодой господин в дорогом костюме, пристально следивший за пленником, удовлетворенно рассмеялся. Щелкающие звуки речи только казались подобными на арабскую:
– Как забавно, непримиримые выползли из своих нор. И были настолько глупы, что сами прыгнули в клетку. Совсем от безделья нюх потеряли? Впрочем, он у вас всегда был почти атрофирован. Чего-то больше, другого меньше, – господин прервал лирическое отступление. – Что вам надо здесь, недоделки? Это же наша земля!
Второй очнувшийся пленник, рыжеволосый крепыш, еще только тряс головой, приходя в себя.
Двое увальней, стоявших за спиной господина в костюме, довольно осклабились.
Связанный черноволосый, будто тоже приходя в себя, потряс головой, осматривая окрестности.
Слева – третий боец с пулеметом в руках. За спиной – пусто. По правую руку, у разлапистой ели, улыбается знакомый гаишник. В ногах – спеленатое тело Григория. Значит, взяли всех.
– Отпусти нас, брат. Мы тебе ничего не сделали.
Господин в костюме сверкнул оправой дорогих очков, заливаясь в нерадостном смехе.
– Ты мне? Мне, может, и нет… – и уже жестко. – А ВЫ нам?!
Он присел к телу пленника.
– Ты же, судя по всему, Золтан?
Связанный брюнет кивнул. Его рыжеволосый напарник уже вовсю кривил спину, приспосабливая руки к корням деревьев, на которые бросили пленников.
– А этот – Босма? – господин в костюме снял неуместные в полумраке леса очки, открыв собеседнику глаза с широкими миндалевидными зрачками. Оливковая кожа незнакомца блестела от пота, хотя под пологом деревьев властвовала прохлада.
Господин поправил себя сам:
– Хотя какой Босма?! Мы ж его приделали в сорок седьмом. Его и жену его, и детей! Это ж его братик единоутробный. Как его там? Засман? Кросман? Вспомнил – Космин!
Лицо рыжего перекосило. Исступление и гнев разрывали кожу на забугрившихся мышцах.
Старик встал и прошелся к сваленным на поляне вещам румын, вывернул из недр потрепанный сверток, достал багровые колбы из толстого стекла.
– Правда, значит, что вы до сих пор себя модифицированными клетками других избранных поддерживаете? Своих то установок посвящения так и не нашли…
Старик сжал пальцы и толстенная медицинская колба хрустнула в его руках, как сухая ветка. Драгоценная субстанция пролилась на землю.
Золтан наклонил голову. Его, как и его товарища, колотило от ярости. И так немалая челюсть слегка выдвинулась вперед, обнажились родовые клыки.
– Остынь, песик! – оливкокожий незнакомец швырнул к ногам осколки. – Остынь!
– Пить кровь врага лучше, чем лизать ему пятки! – прорычал Золтан.
Старик усмехнулся:
– Вот потому то вы сдохнете рано или поздно, что такие тупые! Сдохните! Все сдохните! А мы будем править этой планетой, выживая Перворожденных там, где вы обломали зубы!
Глаза его тоже полыхали ненавистью, застарелой, бьющей в нос, подобно передержанному вину, давно ставшему уксусом.
Старик добавил пару коротких фраз по-испански. В руках одного из громил появились колья.
– Старый, надежный способ.
Золтан прикрыл глаза, бормоча что-то под нос.
Рыжеволосый Космин выдохнул:
– А ты тогда – Кору! Ладонь и меч конклава.
Латиноамериканец усмехнулся и сделал знак головорезам. Тот, который держал колья, шагнул к пленникам.
Внезапно крона деревьев расступилась, пропуская верещащий клубок ощерившейся ярости. Разогнавшийся до предельной скорости кулым ударил точно в голову старика. Ядовитые когти рванули оливковую кожу, пробивая височное сочленение. Острый как шило клюв вошел в затылок. Старик взвыл. Троица громил бросилась ему на помощь.
Одновременно хрустнула вывернутая из сустава кость. Рыжеволосый Космин подпрыгнул, в воздухе, пропуская ставшие длинней руки под собой, и ринулся на врага. Выстрел картечи только цапнул его бедро, зато ответный удар пудового кулака всадил голову неудачливого стрелка в плечи.
Золтан попытался повторить трюк товарища, но не сумел удержать равновесие.
А тот уже схлестнулся со следующим противником. Охранник успел уклониться от удара коленом, но пропустил тычок локтя. Упал на спину, крутанулся и… засучил ногами, хватаясь за всаженный в брюхо собственный кол.
Космин не стоял на месте…
Тихая, непривычно тихая трескотня пулемета… Развороченный пулями собственный живот, казалось, не преграда для впавшего в боевой раж мятежного посвященного. Но это только казалось. Румын рухнул.
Старик, справившись с кулымом, заливаясь кровью, одним гигантским прыжком дотянулся до тела рыжеволосого Космина. Удар – и кол вошел точно под пятое ребро, раскалывая железы быстрой регенерации. Еще один прыжок и последний капилар Храма навис над копающимся в сумках Золтаном. Третий из охранников так и не успел перезарядить пулемет.
Старик ударил. Без предупреждений и слов – последний удар. Кол вошел туда, куда и следовало. Тело мятежника под Кору выгнулось дугой.
Старик поднялся с земли, устало вытирая заливающую глаза необычную, в голубоватым отливом кровь.
Но румын умер не сразу. Извивающееся в агонии тело сумело перевернуться, кулак разжался, открывая взору победителя пульсирующий золотом кругляш.
– Влад сказал, что ты можешь быть здесь… Это тебе… от Босма и Цепеша, – такая же необычная, с голубым отливом кровь хлынула из развороченной груди.
Старик успел зажмурить глаза, когда кругляш вспух огненным смерчем.
…Владимир Петрович Коваленко, переодетый в форму постового сержанта, бросился с поляны, как только началась схватка. Слишком свежи были в памяти воспоминания о способностях румын. Но убежать успел недалеко. Рвущий деревья, сжигающий камни огненный смерч застал его всего в пятидесяти шагах от тех, кому он так бездумно помог.
– Привез? – Костя бросил взгляд за спину Тоболю.
Тот обиженно развел руками:
– Да за кого ты меня принимаешь?! Все, что просил. За кое-чем сам, лично, сгонял в Ярославль. Всего и делов – на полдня.
Невысокая, сухонькая старушка за его спиной удивленно обходила сложенные друг на друга спортивные сумки. Сомохов последний раз проверял свой список.
– Кажется, все… – ученый поклонился маме своего товарища.
Наталья Алексеевна ответила неуверенным кивком.
– А мы, Костенька, прямо отсюда в заграницу твою поедем?
Леса Карелии не походили на терминалы международного аэропорта. Выдернутая из привычного окружения, старушка тушевалась.