Тот поначалу упирался и отказывался от помощи, но когда перед его глазами вместо хромающего русского дворянина предстал седой старик-хаджи, арамбаши покачал головой и согласился. Лишь предупредил, что за братом будет присматривать, находясь в отдалении.
Но получилось так, что входить в город даже не понадобилось.
Теперь, когда атаман горцев прикидывал, как он проведет своих людей в Котор, Алексей стремился получить ту самую ответную услугу.
– Я тебе помог? – он повторил вопрос.
Карабарис хмыкнул:
– Конечно… Я устал рыскать по побережью в поисках этого змеиного выкидыша. Люди требуют вести их в поход, щипать богатых каплунов, [49] а мы по окрестным горам ищем, в какую щель этот Ахан забился, – арамбаши положил руку на плечо брата. – Так что – да. Ты мне здорово помог.
Потемкин подвинулся ближе.
– Так и ты мне помоги.
– Опять? – лицо Бариса скривилось, как от зубной боли. – Не могу я разобрать стену Котора! Даже если очень захочу, всех людей положу, все, что получится – пару камней свернуть. Пока ребята кирками махать будут, нас янычары со стен по пояс в камень вгонят. Не могу! Не проси даже!
Он нахмурился.
– Да и сдалась тебе эта цыганка? Других баб в округе полно. Что-то до этого тебя в них все устраивало, а тут подавай именно ведьму?!
Алексей не сдавался.
– А если кто другой стену сломает?
– Как это? – не понял предводитель гайдуков.
– Ну другой кто… Или даже турки сами камни разберут, и тебе надо будет только цыганку от охраны отбить?
Арамбаши наморщил лоб.
– Чудно говоришь… Как это, турки сами стену свою разломают? Им то это зачем? С какого перепугу?
Потемкин не отставал.
– Тогда поможешь?
Барис пожал плечами:
– Почему нет? Помогу… Если дело минутное, то тут и разговора нет. Горы-то знакомые… Выскочим, пошумим, и нет нас.
Алексей улыбнулся. В его голове понемногу начал формироваться план. Пока еще только в набросках, но и это уже что-то.
Нелли очнулась от качки и жжения в спине.
Поначалу ей показалось, что она все еще в повозке, но шум вокруг не походил на хруст дорожного песка. Да и брызги, падавшие на ткань халата, не вязались с безоблачным небом над головой. Над головой? Там же должен быть тент.
Она приподнялась на локте. Слегка кружилась голова, дрожали руки, но не в ее привычке отступать.
Первое впечатление не обмануло. Она, действительно, была уже не в кочи. Вместо дощатого настила повозки работорговцев бока сдавливали узкие борта небольшой лодки. Ветхая посудина давно уже отжила свой век, через щели в бортах просачивались капли воды, отчего на дне скопилась изрядная лужа. Морская соль, попав на незажившие раны спины, и вызвала разбудившее девушку жжение.
Нелли подтянулась и села.
У ног Заволюжной, сидя на небольшой скамеечке, гребла рябая Ливка. Ее вспотевшее лицо с полузакрытыми глазами казалось нереально отрешенным. Если бы не мерные, мощные телодвижения, можно было подумать, что девушка спит.
В горле пересохло.
– Пить…
Глаза сербки открылись.
– Что?
– Пить.
Ливка аккуратно сложила весла, не вынимая их из уключин, нашарила за спиной кувшин и протянула товарке.
Нелли припала к треснутому горлышку. Теплая вода показалась дурманяще вкусной.
– Тебя как зовут, малявка? Ирюза? Фирюса?
Ливка была на несколько лет старше, но сразу старалась показать навязанной ей рабыне ее будущее место.
Нелли осматривалась.
Они болтались в двухстах метрах от берега, в небольшой бухте. Отвесные прибрежные скалы, густо заросшие кустарником, давали спасительную тень, но Ливка правила их утлое суденышко в открытое море, к еле различимому островку.
– Так как?
– А?
– Зовут как? – разозлилась сербка.
Нелли, у которой в голове вертелось столько вопросов, что аж язык чесался, не думая, брякнула:
– Нелли. Орнелла. В честь Орнеллы Мути, [50] – и тут же выпалила. – Как мы сюда попали? Где турки? Ты сбежала?
Ливка лишь покачала головой на такую наивность и взялась за весла.
– А толстый тебя все время Ирюзой называл… Непонятно…
Сербка разворачивала лодку от берега.
– А куда мы плывем? Ты кто, вообще?
Кружилась голова. От выпитой воды даже спина уже не так горела. В животе разлилась приятная тяжесть, стало легче дышать. Но вместе с тем вернулась слабость, усталость. Разговор отнят у нее слишком много сил.
Нелли подтянулась к носу лодки и уселась так, чтобы опираться на небольшую перемычку между бортами. Ливка подбросила ей сверток с каким-то тряпьем, девушка с благодарностью подложила его под спину.
От размеренных движений сербки и еще жарившего солнца Нелли начала впадать в прострацию. Из наступающей дремоты ее вывел голос бывшей рабыни.
– Повезло тебе, малая. Очень повезло. Не знаю, что ты где какому богу пообещала, но такого везения мне еще видеть не приходилось.
Она остановилась на мгновение, вытерла пот со лба.
– Юнаки нас перехватили. Редко такое бывает, чтобы на одинокую повозку какой арамбаши позарился. Что там брать-то? А уж чтобы он невольниц свободил, так такого и не вспомнит, наверное, никто.
Она вернулась к веслам.
– По правде, он и нас собирался на небеса отправить… Выгоды с нас же никакой. А свидаков никто из ночного братства не любит, но… – Ливка усмехнулась. – Ведь вот оно как бывает… Дедок один за нас вступился. Чудной такой дедок. Вроде и старик, вроде и муслим самый что ни на есть, а за христианок-рабынь душа болит…
Она нашарила в поясе пару монет и показала их.
– Денег дали, лодку, провожатого… Сказали, чтоб домой добиралась и тебя с собой взяла. На ноги поставила, выходила… Чудно…
Ливка снова взялась за ручки весел.
– Я сама думала, что ему с того за выгода? По всему выходит – никакой! Ни прибытка, ни радости… А вот ведь как…
Она глянула на прикорнувшую на носу смуглянку. Глаза Нелли уже закрылись, доносилось ровное дыхание.
– Вот ведь оно как бывает… Вроде и не надо ничего человеку, а он и просто так добро делает… Вот…