Конрад поинтересовался:
– Кто прислал такой приказ?
– Печать австрийского союзного штаба. Суворов двинулся на Швейцарию, так что тут теперь заправляют они.
Фома присвистнул, но наткнулся на злой взгляд капитана, стушевался и выскользнул в приоткрытую дверь. Кроме двух шпионов и командира десантной операции, в каюте никого не осталось. Остальные офицеры занимались подготовкой солдат к высадке.
– Грустно, – высказал общую мысль старший Белли.
Генрих швырнул бумагу на стол и вспылил:
– Я не могу не подчиниться приказу! Знаю, что веду людей на смерть, но должен сделать это! У меня всего пятьсот человек и пара легких пушек!
Все замолчали.
– А у Гарнье тысячи четыре, – нарушил тишину Алекс.
– Больше пяти, – уточнил Конрад. – Но под Римом, действительно, только четыре.
Генрих шумно вздохнул, перекрестился и бросился по лестнице наверх, на палубу. Там вовсю кипела работа: десантники разбирали порох, ружья, проверяли запасы и укладку ранцев. Седоусые ветераны подтягивали ремни у молодых, чтобы в походе амуниция не натирала кожу.
– Да уж… – старший Белли подошел к столу, присел, плеснул себе вина в оставленный бокал. – Или глупость, или… Неприятно чувствовать себя разменной пешкой.
Чья глупость, он не уточнил. Понятно было и так.
– Если только… – неуверенно начал Алекс.
Конрад с интересом посмотрел на него. А в голове Потемкина упорно тренькал внезапно всплывший план, сумасбродная идея, в основе которой лежала наглость и авантюризм, то есть главные составляющие успеха.
Пьер Доминик Гарнье нервно расхаживал по просторному залу римского палаццо. Подошвы ботфорт чеканили шаг, звенели шпоры. Под стопами располневшего генерала жалобно скрипел древний паркет. Эхо приумножало звуки, накладывая их друг на друга, перекрещивая, создавая какофонию. Стоявший у двухстворчатой инкрустированной золотом двери молоденький адъютант недовольно морщился от устроенного шума, но сам генерал дискомфорта не испытывал.
– Так сколько их? – голос Гарнье был тих, однако офицер по опыту чувствовал, что шеф волнуется.
Адъютант еще утром положил на стол патрона данные разведки. Генерал дважды их перечитал, но так и не поверил увиденному.
– За вчерашний день высадилось около четырех тысяч. Фрегаты меняют друг друга и подвозят людей без остановок. Лагуну стерегут союзные шебеки. Видимо, русские начали переброску сил из-под Неаполя.
Генерал вспыхнул:
– Там нет столько русских! Я знаю точно! Неаполь наводнен нашими людьми! Нет там русских полков, и не могло быть!
Он скомкал листок донесения и запустил им в угол.
– Кто проводит разведку?
– Егеря… Люди Эжене.
Генерал стукнул кулаком по столу.
– Если эти цифры от того, что в дозоре стоят Жаки, [92] не умеющие сложить два и два, то капитан их пойдет под трибунал!
Адъютант пожал плечами. До егерей ему не было дела.
Генерал нагнулся над столом с разложенной картой центральной Италии, стукнул еще раз в сердцах по столешнице кулаком и рявкнул в глубь приемной:
– Готовьте охрану и лошадей! Я сам выеду на регонсценировку! [93]
…Герой взятия Тюильри [94] никогда не чурался тягот войны. Даже сытая «губернаторская» жизнь не остудила кровь французского генерала. И тяжесть сложившуейся в последнее время обстановки на границах вверенной ему Римской республики он воспринял скорее как вызов.
Австрийцы наседали сверху, с юга появлялись неаполитанские части, вспыхивали и гасли восстания черни и бывшей знати. Но Гарнье успевал повсюду.
Драгуны и конные егеря французов разбивают на марше несколько передовых отрядов южан, проносятся по тылам и коммуникациям неаполитанцев, и вот уже Руффо отводит своих опьяненных победами головорезов от границ. Неаполь показывает, что падения Партенопейской республики ему достаточно. Сицилийцы не лезут на рожон, предпочитая сохранять status quo Sclex_NotesFromBrackets_88. Тут же батальоны Гарнье перебрасываются на север. Там идет настоящая освободительная война. Один за другим вспыхивают мятежи, число карбонариев достигает нескольких тысяч. Горячую кровь будоражат священники и шпионы Габсбургов. Что же? Несколько стычек, парочка сожженных вилл и дворцов, пяток бомбардировок особо настырных сел, и идеи республики вновь главенствуют по всей территории страны. Австрийский фельдмаршал Фрелих, сунувшийся в этот котел, получил по зубам и тоже отводит войска «на перегруппировку».
На востоке, в Анконе, высадился десант турок и русских. Французы собирают силы, чтобы сбросить чужаков обратно в море. И тут такая новость! Как снег на голову!
… Гусары охраны остались в неприметной балке, заросшей кустами. Сам генерал, вместе с егерями, расположился на холме.
– Раз, два… Четыре… Восемь… Десять, – он не отрывался от окуляра подзорной трубы.
По заливу, на расстоянии пушечного выстрела, скользили многовесельные лодки русского десанта.
Гарнье окликнул взволнованного лейтенанта егерей, проводящего разведку:
– Сколько уже?
Лейтенант отложил свою трубу и начал нехитрые подсчеты:
– Десять лодок по двадцать-двадцать пять человек – это не меньше двух сотен за раз. Вчера они сделали восемнадцать ходок. За сегодня – уже пятнадцать, но останавливаться не собираются. Один фрегат всегда дежурит тут, второй отходит за подкреплениями, – офицер наморщил лоб, прикидывая в уме итоговую цифру. – На берегу должно быть тысяч семь.
Генерал нахмурился, а разведчик продолжил вычисления:
– Еще они вчера пушек тридцать перевезли. Много припасов и бочек с порохом. Отдельная шлюпка возила лошадей. Но кавалерии там едва ли с полуэскадрон.
– У них две батареи? Ты что, шутишь?!
Егерь пожал плечами. По широкому, крестьянскому лицу, загорелому до черноты, пробежала гримаса презрения по адресу штабных. Воспаленные от недосыпания глаза вспыхнули гневом, все остальные проявления которого офицер тут же подавил:
– Я говорю то, что видел сам. А мы успели почти к началу высадки. Сам лагерь русских отсюда не видно – они грамотно расставили охранение, так что ближе забраться без боя нельзя. Местных разворачивают восвояси без объяснений. Даже священников прогнали, – он поднял палец, призывая к вниманию. – Еще мои егеря видели, как русские саперы строят редут напротив дороги и устанавливают пушки. По всему – готовятся удерживать позиции.