Гарнье тихо чертыхнулся и начал спускаться к собравшемуся в балке штабу. Если все это правда, а сомневаться не приходится, то у него под носом высаживается корпус, способный прихлопнуть гарнизон Вечного города безо всяких усилий.
В низине распинался капитан римских жандармов:
– В окрестностях появились оборванцы, многие с оружием. В городе – волнения и смута. Кто-то мутит народ, вспоминая все грехи республики, вольные и невольные. Люмпен поджучивают, обещают свободу и деньги. Да, да – деньги!
Загудели капитаны и полковники. У каждого были мысли, которыми стоило поделиться.
Гарнье цикнул, шум утих. Генерал начал речь. Он цедил слова медленно, сквозь зубы, чтобы дошло до каждого, чтобы проняло, стало понятно, что тут никто с паникерами церемониться не будет.
– Французы не отступают! Я не сдам город, который обещал защищать до последней капли крови! И вы! – он ткнул пальцем в обступивших его офицеров, – должны сделать так, чтобы наш солдат, чтобы каждый ВАШ солдат завтра дрался за двоих!
Генерал отвернулся от замерших в угрюмом молчании командиров.
Сбоку вынырнул адъютант.
– Из города прискакал гонец. Из вашей резиденции сообщают, что туда добрался посланник с Севера.
– К дьяволу!
Полковники по одному отходили к расстеленной на земле карте, присматриваясь к окружающей местности и прикидывая особенности ландшафта. Послышались первые высказывания, офицеры начали обсуждать предстоящий бой.
Адъютант настаивал:
– Посланник говорит, что дело – безотлагательное. Требует личной аудиенции.
Гарнье вспылил:
– Я что – широкозадая маркитантка, которую каждый сержант может тискать и звать к себе?! У меня есть дела поважней, чем читать бредни МакДональда или другого остолопа!
Адъютант протянул шефу серебряную безделушку.
– Гонец просил передать вам это.
Генерал уставился на полученный серебряный перстень, затем прочел надпись на внутренней стороне и усмехнулся:
– Ух ты! Давно пора…
Он обернулся к гудящим вокруг карты офицерам:
– Я покину вас до вечера. К моему возвращению прошу предоставить варианты нашей будущей победы! Вас, полковник, я попрошу провести разведку окрестностей и набросать план завтрашней баталии. И пошлите гонцов в казармы – пускай выдвигаются.
Ухмыляясь, генерал двинулся к засуетившимся гусарам охраны.
Адъютант, устремившийся следом, услышал лишь отголосок довольного мурлыканья:
«Аркольский лев [95] вернулся в свою саванну… Хорошо!»
– Отступить? – голос генерала походил на рев разбушевавшегося быка, но на посланника такой тон не произвел нужного впечатления.
Несколько приехавших с генералом высших офицеров обменялись удивленными взглядами – Гарнье редко сбивался на крик.
Невысокий, слегка полноватый, с лысой круглой головой, гонец учтиво выслушал рев главнокомандующего вооруженных сил Римской республики. На бесстрастном лице пробравшегося через неприятельские заслоны посланника не дрогнула ни одна мышца, лишь глаза настороженно сощурились, превратившись в узенькие щёлочки.
– Вас никто не заставляет отступать, мой генерал.
Гарнье поперхнулся:
– А что же вы от меня требуете, черт вас побери?! Что значит, «всеми силами двигаться на север»?
В руке его мелькал истрепанный листок со смазанной печатью и расплывшимися буквами. Это и был доставленный приказ нового главнокомандующего вооруженными силами Франции в Италии Наполеона Бонапарта. И этот приказ тяжело было расценить как-то двояко.
Будь это послание от кого другого, Гарнье порвал бы бумагу и выгнал гонца. Тем более, что приказ был здорово подпорчен водой – курьер напоролся на заставу карбонариев, потерял эскорт и спасся только в трясине болота. Будь послание от другого главнокомандующего, Гарнье бы придрался к размокшей трудночитаемой печати, не узнал бы протянутый, как последний аргумент, перстень. Будь послание от кого другого… Но…
С корсиканцем Гарнье был знаком давно, с Вандеи, где Наполеон, тогда еще капитан, подавлял восстание роялистов. Гарнье уже щеголял поясом батальонного командира, и два птенца революции легко нашли общий язык. Неудивительно, что слухи о том, что новым рулевым деморализованных республиканских сил назначат именно Бонапарта, вселил в Гарнье надежду и в собственный взлет. Он рассчитывал, что корсиканец, выйдя из Франции со свежей армией, окажет поддержку своему старинному приятелю: пришлет десант или отправит на выручку пару корпусов.
Вместо этого, Бонапарт требовал всеми силами двигаться ему навстречу, обеспечивая прикрытие правого фланга разворачивавшегося фронта.
– У вас странный акцент? Каково ваше звание, кстати?
– Я – капитан, месье. И я – корсиканец, как и Бонапарт, так что удивляться акценту нечего.
Генерал, чьи мысли витали далеко отсюда, покачал головой:
– Гражданин… Не месье – гражданин. Оставьте свои пережитки… – он вздохнул. – Корсика… Это многое объясняет.
Гарнье просчитывал варианты.
Как ни крути, а карьера его висела на ниточке. Прими он бой с превосходящими силами, да еще имея угрозу с тыла, или оставь Рим, который обязан защищать – все грозило поставить крест на амбициях, свернуть дорожку такого многообещающего взлета обратно, в грязь. Единственно, что могло служить гарантией, это был непосредственный приказ. Подчинившись ему, генерал всегда мог сбросить с себя бремя ответственности на плечи другого. Вот только имеет ли он право слушать такие приказы? Ведь номинально он, глава вооруженных сил Римской республики, не подчиняется другим генералам Франции. Только самой Директории.
– Я думаю, что отступить для нас – сейчас важнее, чем… – неуверенно начал речь кто-то из старших офицеров, но его прервал рев генерала.
– Я сюда поставлен не Бонапартом, а Директорией! У нас равные звания! Я не могу отступить! – упрямо гремел Гарнье.
Посланник тихо возразил:
– По нашим данным, враг собираются перебросить кораблями корпус Фрелиха к Риму, заперев город с юга. А это – тысяч семь-восемь. Еще тысяч пять подойдет с севера. Если они соединятся, то вы окажетесь в мешке, запертыми и бесполезными. Франция потеряет пять тысяч воинов, а с учетом Моннье – и все восемь. Эти солдаты нужны Бонапарту, и нужны живыми и готовыми к бою, – Гарнье возмущенно засопел, но лысый курьер не стал останавливаться. – Не мне вас учить, генерал, что есть время для смерти, а есть для маневра. От вас Родина сейчас ожидает именно умения сохранить войска.