В сороковом немцы своего добились!
А дальше началась просто психическая катастрофа. «Страх перед пятой колонной вскоре начал распространяться и среди солдат. Любое замеченное ими странное явление стало приписываться таинственной деятельности вражеских агентов. «Пятая колонна и в самом деле существует, — писал один офицер. — Каждую ночь повсюду видны огоньки синего, зеленого и красного цвета». Личный состав войск относился ко всему окружающему с величайшим подозрением. Если солдаты замечали каких-либо пришельцев, которые не могли объяснить причины своего пребывания в данной местности, они немедленно арестовывали их, как шпионов. А шпионов было приказано расстреливать на месте. «Проблему вылавливаемых шпионов мы уже разрешили, — заявил один французский военнослужащий корреспонденту газеты «Нью-Йоркер» А.И. Либлингу. — Мы просто стреляем по всем незнакомым нам офицерам».
Многим иностранцам, заподозренным в принадлежности к пятой колонне, пришлось пережить весьма неприятные минуты. Вскоре после прорыва фронта на реке Маас корреспондента газеты «Нью-Йорк Таймс» Перси И. Филипа вытащили из поезда. Форма военного корреспондента, голубые глаза и белокурые волосы — все это возбудило подозрения у солдат. Кто-то крикнул: «Ты поганый немецкий парашютист!» Вокруг сразу же собралась возбужденная толпа. «Корреспондент пытался сказать, что он награжден орденом Почетного легиона и указывал на красную орденскую ленточку. Это вызвало возмущение. Такой исключительной наглости не ожидали даже от немца. Когда же он стал показывать документы со множеством официальных печатей, поставленных в штабе генерала Гамелена, окружающие сказали, что это явно подозрительный тип, потому что у него слишком уж много всевозможных удостоверений». Филипа чуть не расстреляли тут же, у железнодорожного полотна. В конце концов сопровождаемый толпой крестьян, выкрикивавших «Бош! Убийца!», корреспондент был доставлен в полицейский участок…
Миллионы граждан жили в подобной атмосфере ужаса и неуверенности, жертвой которой едва не оказался Филип.
У населения крупных городов Франции (и особенно у парижан) нервы оказались взвинченными с самого начала тревожных событий. Уже 13 мая волнение охватило тысячи людей, когда кто-то крикнул, что спускается немецкий парашютист. Вскоре выяснилось, что это был аэростат заграждения. Через неделю случилось то же самое; в результате на Альминской площади застопорилось движение транспорта. Многие решили, что это дело рук немецких парашютистов. Вновь и вновь возникали слухи, что парашютисты приземлились в парижских парках. «Трое детей умерли, съев отравленный шоколад»; «Гамелен застрелился»; «Аррас захватили парашютисты, спустившиеся ночью с зажженными факелами в руках» — такие заявления приходилось слышать Артуру Кестлеру. Петер де Польней, который в эти ночи смотрел на французскую столицу из своего дома, расположенного на Монмартре, рассказывал: «По всему Парижу были заметны сигналы, передававшиеся по азбуке Морзе. Пятая колонна развертывала свою деятельность»…» (Л. де Йонг, указ. соч., с.164-165).
Да, парашютисты, которые прыгают из самолета с зажженными факелами в руках — это сильно. Лучшего примера для того, как в войне люди превращаются в запуганных дебилов, лишенных элементарной способности здраво мыслить, просто не отыскать. Большинство людей вообще лишено способности логически рассуждать даже в обычной жизни, слепо доверяя мнению окружающих, телевизору и газетам. Уж это мы хорошо знаем на собственном примере времен информационного разрушения СССР. Французы просто бредили немецкими парашютистами. Если верить им, то Гитлер высаживал шпионов под каждым кустом, обильно сея их с воздуха, потратив на это чуть ли не всю свою армию. А уж отравленный шоколад, кажется, густо засыпал города всей Европы к западу от Германии. Почему распространилось это психическое поветрие? Да потому, что в те годы именно воздушный десант выступал излюбленной темой всяких триллеров и страшилок. Если бы тема оказалось иной, и перед войной говорили бы, скажем, о немцах, которые летают на реактивных заплечных двигателях, как в голливудском «Ракетчике», то — будьте уверены — французы в мае сорокового массой видели бы тучи шпионов, летающих в небе, аки ведьмы в ступах. Скорее всего, психическое смятение в больших массах людей рождает галлюцинации, и множество французов было уверено, что действительно видело страшных парашютистов.
Немцы отлично показали, как психическое поражение неприятеля превращается в самоподдерживающийся процесс, в действующий реактор. Панику, которая разрушает страну-жертву агрессии, уже не нужно специально создавать — она сама себя питает и разрастается.
«…Зачастую гражданское население срывало свою ярость на случайных людях, заподозренных в пособничестве врагу. В ряде случаев преследованиям подвергались священники и монахини. Англичанка Сесилия Меркворт чуть было не подверглась линчеванию в Бретани, куда она прибыла, убегая от немцев. В селении Сен-Николя ей рассказали, что настоятельницу тамошнего монастыря местные жители уже дважды арестовывали, принимая за переодетого парашютиста. Французский офицер Барлон отмечал в своей книге, что в районе Руана сотни священников и монахинь были арестованы, «а может быть, и расстреляны»; их принимали за переодетых парашютистов. Случалось, что выбросившихся с парашютами со сбитых самолетов французских и английских пилотов избивали до полусмерти сбежавшиеся к месту приземления крестьяне.
«Троянский конь, — сказал кто-то, — теперь имеет крылья».
Вот по такой Франции, население которой дрожало от страха и негодования, катились все дальше на юг вагоны для перевозки скота, переполненные людьми, арестованными в Бельгии. Крупный железнодорожный эшелон, следовавший из Брюсселя, прибыл в Орлеан через 6 суток. Запертые в вагонах с надписями «члены пятой колонны» и «шпионы» люди лишь время от времени получали немного воды; раз в сутки им выдавали по куску хлеба. Стояла невыносимо жаркая погода. Все заключенные сидели в вагонах вперемежку. Тут были немецкие подданные, фламандские нацисты, евреи, коммунисты. В пути несколько человек умерло, одна женщина родила. На станции Тур перед эшелоном с арестованными, который остановился напротив здания вокзала, собралась возбужденная толпа. «Нефти, — кричали из толпы, — дайте нам нефти, чтобы облить ею и сжечь подлецов; надо уничтожить эту нечисть!» Наконец после долгих мытарств заключенные прибыли в район концентрационных лагерей, у предгорьев Пиренеев.
Лагери и без того уже были заполнены до отказа, так как во Франции десятки тысяч людей арестовывались по подозрению в принадлежности к пятой колонне…» — писал де Йонг.
Самое интересное, что французы накануне вторжения немцев и в самые первые его дни приняли радикальные меры предосторожности. Они арестовали всех активистов бретонских националистов (которые выступали за отделение кельтской Бретани от Франции) и местных нацистов. Они еще в 1939 году интернировали в особых лагерях всех немецких подданных — включая женщин и детей. В лагеря загнали и 30 тысяч политических беженцев из Германии, которые горели желанием бороться с Гитлером, в основном евреев и антинацистов. В лагере Ле Верне оказались бывшие бойцы интернациональных бригад, сражавшихся с фашистами еще в Испании 1936-1939 гг. После падения Голландии в лагеря загнали всех людей немецкого происхождения во Франции. В Париже мужчин сгоняли на стадион «Буффало», женщин — на зимний велодром. Аресту подверглись уже десятки тысяч душ. Некоторые согласились пойти служить в Иностранный легион — большой французский штрафбат. Других забрали в военно-трудовые батальоны. Кого-то отправили на рудники и каменоломни в Марокко — как у нас в сибирские лагеря. Часть людей депортировали в концлагеря у Пиренеев.