Что стоит рассказать о лесе? Лес — это не только место, где можно поставить палатку и быть съеденным наутро комарами или соседом, у которого уже три дня как закончились продукты. При желании среди деревьев есть шанс найти что-то съедобное или условно съедобное — или не найти, а подстрелить, что при наличии хотя бы рогатки проблем вроде бы не представляет. Но рогатка — это не наш метод, поэтому, пристроившись на поваленной лесине, как будто специально установленной на опушке, я открыл колчан и достал из разгрузки контейнер с охотничьими наконечниками и стал их любовно навинчивать на стрелы. (Кстати, метод одевания разгрузки под «лешего» — это нечто: жутко неудобно, но при этом ничего не видно, и мастеру привязаться не к чему!) Ничего не могу с собой поделать, — люблю красивое оружие, и в этом отношении лук стоит, по моему мнению, все-таки на первом месте. Стандартная загрузка моего колчана — пятьдесят стрел, причем все со свинчивающимися наконечниками, что обеспечивает их полную универсальность. В наличии есть целых четыре типа боевых наконечников вплоть до бронебойных, а при прикручивании резинового, как я его называю, «демократизатора» стрелы спокойно допускаются мастером на ролевку. Для различных «птичек» или «кабанчикофф» (да-да, есть такой факт в биографии, только леснику ни слова! Тссс!.. Хрум-хрум-хрум!) присутствуют широкие охотничьи срезни.
С бронебойными наконечниками связан интересный случай, начавшийся со спора со знакомым участковым, который и подписывал мне заявление на выдачу лицензии для приобретения моего красавца. Ему втемяшилось доказать мне, что лук — это, видите ли, позапрошлый век и огнестрел лучше. Напирал он в основном на утверждение, что лук хоть и является малошумным оружием, но с появлением бронежилетов его актуальность все равно исчезла, так как он не обеспечивает устойчивого поражения защищенных целей. А современные системы бесшумной и беспламенной стрельбы полностью закрывают нишу его возможного применения, обладая при этом большей, чем у лука, останавливающей способностью. Слово за слово — и договорились на примере его бронемайки второго класса по ГОСТу испытать моего красавца в увэдэшном тире. Гы-гы! Тканевый бронелифчик без дополнительных пластин, конечно, держал пулю от «Макарова», а в некоторых местах даже пулю от ТТ, но имел одну важную, на мой взгляд, особенность — в нем не было металлических броневставок. Зная, что все баллистические ткани хорошо сопротивляются разрыву, но отвратно держат разрез и прокол, в новом владельце ящика коньяка я был, ну, допустим, процентов на восемьдесят уверен. Через неделю, вооружившись своим красавцем — с усилием натяжения сорок килограммов и специально заказанным на кафедре материаловедения технического института трехгранным наконечником с глубокими долами, доведенными алмазной чашкой до микропилы, относительным удлинением один к восьми и, самое главное, изготовленным порошковым методом из карбида вольфрама (скромно улыбнувшись, могу шепнуть на ушко только один термин «победит» — и мерзко захихикать). Кстати, все это (вместе с проведенными расчетами, плясавшими от коэффициента трения кевлара) обошлось в четыре бутылки пива и хорошую компанию. Как говорится, препод преподу — друг, товарищ и смерть студенту! А аспирант — так вообще!
— Ну так вот, — насадив на тяжелую углепластиковую стрелу (массой тридцать пять граммов) мою прелесть (пятьдесят граммов) и загадочно улыбнувшись собравшейся к тому времени в тире толпе заинтересованных носителей погон, я спустил тетиву…
Ребята оказались честными — наутро голова болела у всех!
Установив пяток широких охотничьих срезней, я плавно двинулся к основному лагерю, забирая по широкой дуге влево — во-первых, вдруг что к ужину подстрелю. Во-вторых, всегда любил попугать людей, а подкрасться из леса и сказать кому-нибудь «БУ!» — это так здорово.
Сосновая опушка плавно сменялась ельником, идти становилось все неприятнее и неприятнее — мягкий ковер из иголок скрывал часто подворачивающиеся корни, а самое главное, нижний ярус ветвей располагался на высоте плеча, поэтому приходилось идти на полусогнутых. Прошагав так где-то с километр, я начал заворачивать вправо, подумал, что полянку с палатками уже обошел на достаточное расстояние и теперь можно подкрасться к ней с тыла. Пройдя еще метров триста, я повернул резко на девяносто градусов и тихо начал подкрадываться к предполагаемому месту скопления непуганого народа, предварительно накинув капюшон и маску, прикидываясь при этом большой кучей травы. Степень своего идиотизма я понял через километр, не обнаружив долгожданного лагеря и осознав, что куча жухлой травы, а именно такой раскраски был «гилли», в густом, без просветов ельнике смотрится, ну честно, по-идиотски. Скинув маску и капюшон, я попер вперед (с ориентацией в лесу у меня проблем не было никогда, я всегда знал, куда идти), но ни через километр, ни через два искомая полянка или хотя бы опушка не обнаружились. Офигев от таких заявок, я попытался сориентироваться по солнцу и обнаружил, что на высоте примерно в три человеческих роста клубится довольно неприятный серый туман и, как следствие, солнышка «немае». Такого западла я еще не ощущал. Плюнув на маскировку и планы попугать знакомых, я начал со стыдливым румянцем вопить: «АУУУ!!! НОРМАЛЬНЫЙ ПАЦАН!!! Кто-нибудь есть дома?!!» И все такое в подобном духе, что по прошествии часа ни к чему не привело, за исключением сорванного голоса. Побродив кругами еще четыре часа и окончательно выдохшись, я на все плюнул и решил сделать ход конем (с учетом того, что туман держаться до утра не будет, а утром по солнцу я смогу определиться с направлением выполза из леса) — лечь поспать. Для спанья уже давно опробована хитрая технология: выкапывается в хвое ямка с бортиками, на дно кладется пенка, на пенку трупик в «гилли», вся конструкция накрывается плащом, бортики хвои обрушиваются, и, с учетом теплой погоды и утепленности оборудования, спокойно спится до утра.
Пожелав себе спокойной ночи и предварительно хлебнув из фляжки «снотворного», я отвалился в сон. В беспокойный, беспорядочный сон про розовых бегемотов, играющих в салочки с полуголыми эльфийками на огромной цветочной поляне, где они перепархивали с ромашки на ромашку. Истерически захихикав во сне, я решил, что все нормально. И стал считать эльфиек, так как бегемоты, хотя и розовые, это не наш метод. После пятнадцатой эльфийки меня кто-то сильно схватил за ухо, выкрутил его и с криком:
— Ах ты, гад! Чего за принцессами подглядываешь?! Совсем дроу страх и совесть потеряли! — со всей силы засандалил пендель в мою многострадальную кормовую часть…
Вскочив, отбросив плащ и схватившись одной рукой за полупопие, а второй — за кончик уха, с криком:
— Какая сволочь мешает мне спать! — я резко развернулся и уставился на ствол ели, выделяющийся среди необычного серебристого полумрака, расстилающегося до пределов видимости. Потом с удивлением вытаращился на небо — судя по проступившим очень ярким звездам, стояла ночь, но вокруг было все видно. Причем видно было гораздо лучше, чем днем, — серебристый полумрак подчеркивал контрастность предметов, буквально выхватывая их из черноты и оттеняя. Взгляд скользил от ствола к стволу без напряжения, и странно было видеть в фокусе одновременно и дерево, находящееся в десяти метрах, и выглядывающий из-за него куст орешника на расстоянии ста. Хмыкнув и прищурившись, я продолжил растирать поврежденные места тушки, с каждой секундой приходя во все большее замешательство — кончик уха продолжал болеть по всей его длине. По всем его двенадцати сантиметрам?!