Много времени ликвидация «занозы» не заняла, хотя махновцы численно превосходили части Слащева. Повстанческая армия насчитывала 40 тысяч пехоты и 15 тысяч конницы, у Слащева имелось всего 15 тысяч человек. Но махновцы были деморализованы и растянуты по фронту К тому же умение обороняться не входило в число достоинств батьки.
8 декабря Слащев одним ударом через днепровский мост овладел городом.
«Во главе всех частей в 10 часов утра в город ворвалась 13 п. дивизия со своим начдивом, и махновцы, потеряв два бронепоезда, три броневика, 4 орудия и около 3000 пленных, бежали из города…»
(Я. А. Слащев)
Махно три дня бросал своих бойцов в контратаки — но только зря клал людей. В итоге повстанческая армия, точнее, то, что от нее осталось, была отброшена. С батькой ушли несколько тысяч человек, «ядро» армии. В конце концов они оказались в Гуляй-Поле [143] .
Как только пришли большевики, восстания начались по новой. Махно тут, в общем-то, и ни при чем. Точнее, он сыграл роль катализатора, а причины того, что крестьяне, вчера сражавшиеся против белых, начали воевать против красных, очевидны. На смену офицерам с их реквизициями пришли продотряды, и действовали… Ну, так, как они действовали. Дело тут не только в общей традиции Гражданской войны. Представьте парня-продотрядовца из Нечерноземья, где хозяин, имеющий две лошади, считается богачом — и он видит, как живут на юге Украины. Тут и комиссарам особо стараться не нужно. «А, кулацкая сволочь, вы тут жиреете, а люди с голоду пухнут!»
Характерно, что крупные крестьянские восстания происходили именно в тех районах, где крестьяне жили относительно зажиточно. Потому что бедняков большевики не трогали. Точнее, бывало — но за это они нередко расстреливали своих же. Да и что взять с нищего Нечерноземья? По этой же причине нечерноземные районы достаточно спокойно переварили мобилизацию, на которой надорвалась власть Колчака.
Тут стоит сказать и о продразверстке — кстати, на белой стороне реквизиции были еще похлеще. Но самое главное — что делать-то было? Оппозиция большевикам, в частности, левые эсеры выступали за свободу торговли. Оно, конечно… Но стоит вспомнить, что на большевистской территории находились крупнейшие города, в которых на тот момент не существовало ничего, что можно было бы дать деревне взамен. Те из заводов, которые кое-как работали, — работали на армию. К примеру, клепали или чинили бронепоезда.
Насчет свободной торговли можно привести одну ассоциацию. В 1989–1990 годах в питерских магазинах было хоть шаром покати. Даже талоны отоварить — и то проблема. Но на рынках было всё! Почему же большинство людей не шли туда за продуктами, а бегали по пустым магазинам и давились в очередях? Потому что цены на рынках того-с… Кусались.
А в 1919–1920 годах ситуация была на два порядка хуже. К примеру, столицы просто вымерли бы на фиг.
Но это все большая политика — а мужичкам не нравилось, когда у них хлеб выгребают. И вот тут-то снова появился батька Махно…
Все началось с того, что повстанческой армии сделали предложение, от которого невозможно отказаться. В начале 1920 года командовавший 14-й армией И. П. Уборевич приказал махновцам двигаться на Польский фронт, где в тот момент шли довольно вялые боевые действия.
Можно спорить, что это было — глупость или провокация. Вообще-то Уборевичу Махно не подчинялся никоим образом. Но главное даже не в этом.
Белые для повстанцев были не просто заклятыми врагами. Сам Махно, его земляк Семен Каретников и многие другие их товарищи имели к белогвардейцам личные счеты. Дело в том, что после своего прихода в 1919 году в Гуляй-Поле белогвардейцы устроили расправу над жителями.
«Здесь был учинен погром: жгли дома махновцев и евреев, издевались, расстреливали; более 800 гуляйпольских евреек, вполне в духе петлюровцев, были изнасилованы казаками Шкуро. Жену батькиного брата Саввы Федору, прежде чем расстрелять, господа офицеры долго и вдумчиво пытали: били, кололи штыками, отрезали ей грудь».
(В. Голованов)
Что же касается поляков — так их никто из махновцев даже не видел. Как говорится, «сердца против них не было». А для партизан это немаловажно.
Потому-то некоторые историки и полагают: этот приказ был своеобразной «проверкой на вшивость». Если повстанцы подчинятся — то они рано или поздно интегрируются в Красную Армию. Не подчинятся — значит, надо давить. Интересно, что сама 14-я армия двинулась отнюдь не на Польский фронт, а на белых — именно она взяла Кривой Рог, Херсон, Николаев, Одессу.
На тот момент возиться с Махно ни у кого из большевиков желания не было. В начале 1920 года казалось, что война на Юге скоро закончится — да, в общем, к этому все и шло. Кто ж знал, что на пути Красной Армии в Крым встанет генерал Слащев?
Так или иначе — Махно отказался. Уговаривать его никто не стал. Он был объявлен вне закона — и его «столицу», Гуляй-Поле, атаковали красные. Они захватили 13 орудий, 8 пулеметов, 120 винтовок, 60 лошадей, 50 седел, полевой телефон, 100 сабель, 4 пишущие машинки и 300 пленных. Повстанческая армия была рассеяна. Казалось бы, на махновском движении поставлена жирная точка.
Однако, гут сработал механизм, впоследствии сформулированный Фрунзе:
«Если от роты останется один человек — значит, рота уничтожена. Если от партизанского отряда останется один человек — будет создан новый партизанский отряд».
Разумеется, так происходит далеко не всегда — а когда имеются определенные условия. В начале 1920 года они на Екатеринославщине имелись… Вот и пошло все по новому кругу.
Тем более что ситуация накалилась не только за счет продразверстки. В мае 1920 года правительство Советской Украины издало декрет о «комитетах незаможных крестьян» — аналогах российских комбедов. Бедняки получали свою долю от изъятого хлеба. То есть, если раньше продотрядовцы были чужаками, то теперь у них появились союзники на местах. Можно представить, как на это смотрели односельчане. Вот типичный эпизод того времени:
«В Ряжской волости Константиноградского уезда, Полтавской губернии 30 комнезаможников были вырезаны кулаками за одну ночь. Оставшиеся незаможники в другую ночь вырезали 50 кулаков»…
…Между тем армия Махно возродилась как Феникс. Дождавшись, когда регулярные красные части ушли из Гуляй-Поля, батька снова обосновался в своей «столице», где к нему начали стекаться повстанцы. К концу февраля у него было уже две тысячи человек и три орудия.
В это время Махно мало чем отличался от Антонова. Он занимался тем, что методически уничтожал продотряды и комбеды. Разница была только в тактике, которая, в свою очередь, определялась местностью. Антоновцы действовали в лесах, а махновцы — в голой степи, поэтому они вынуждены были постоянно передвигаться. Действовали по старой схеме — пехота ехала на тачанках, так что скорость перемещения батьки была фантастической.