Всё было готово. За Наполеона стояли войска. И это — главное. Потому что защищать Директорию дураков не имелось. Ситуация была очень похожа на российский Октябрь 1917-го. В том смысле, что существовавшие властные структуры находились в космической пустоте.
Итак, «час икс» настал. 9 ноября (18 брюмера по революционному календарю) 1799 года Наполеон явился в Тюильрийский дворец, где заседала верхняя палата — Совет Старейшин. Он пришел туда в теплой солдатской компании и толкнул небольшую речь против Директории. Суть ее сводилась к строкам Маяковского: «Которые тут временные, слазь! Кончилось ваше время».
— Что вы сделали из той Франции, которую я вам оставил в таком блестящем положении? — вопрошал он. — Я вам оставил мир — и нахожу войну! Я вам оставил итальянские миллионы, а нахожу грабительские законы и нищету! Я вам оставил победы — я нахожу поражения! Что вы сделали из ста тысяч французов, которых я знал, товарищей моей славы!
Этого было достаточно. Возражений не последовало. Директория прекратила свое существование. Барраса же Наполеон элементарно «кинул». Тот до конца думал, что без него Бонапарт не обойдется. А глава путча послал Барраса на хутор (точнее, в поместье) бабочек ловить. Тот и пошел, куда велели. Поздно пить боржом, когда желудок отвалился…
Однако на следующий день ситуация изменилась. С обеими палатами парламента оставалось теперь только разобраться. Для того, чтобы было меньше вони, люди Наполеона заранее пробили идею перевода заседания палат в пригород — в Сен-Клу.
10 ноября туда явился Наполеон. В сопровождении нескольких гренадер он вошел в зал заседаний нижней палаты — Совета пятисот, и попытался повторить вчерашнее представление. Но на этот раз номер не прошел. Со скамей раздались крики:
— Долой! Вне закона изменника!
Некоторые особо рьяные полезли на «гостей» врукопашную. И кто-то даже попытался ударить Наполеона кинжалом. С чего бы это? Ведь ясно было, на чьей стороне сила. Но во все времена у «народных избранников» за время сидения в парламентских креслах происходит какой-то перекос в мозгах. Им в самом деле начинает казаться, что, протирая штаны и почесывая языки, они занимаются большим и нужным делом… Вот и во Франции депутаты упорно не желали покидать насиженные кресла. Им все еще казалось — они что-то решают. Хотя к этому времени Совет пятисот был уже абсолютно независим. В том смысле, что ничего уже от него не зависело. И все же он проявил воинственность.
Однако гренадеры отбили Наполеона и он покинул помещение. Создать видимость законности не получилось.
Следующие несколько часов были одним из самых тягостных периодов в жизни Бонапарта. И загадочных — тоже. В этом эпизоде он выглядит совсем не как крутой и неслабый парень, которому на все плевать. Безусловно храбрый и решительный человек, на этот раз он поддался слабости. Не мог решиться сделать последний шаг. Почему? Вряд ли из-за уважения к законам. И уж тем более — к Республике. Но стоит учесть, что Наполеон все это время замышлял переворот, но никак не путч. Не зря ведь он вел все эти хитрые игры. Хотелось соблюсти хоть какую-то видимость законности.
Откровенно насильственный захват власти означал, что дальше отвечать за все придется Наполеону. Лично. Свалить неудачи будет уже не на кого. Мы никогда не узнаем, что думал Наполеон и почему он вдруг затормозил. Смелый и рисковый человек — и вдруг такое… Каждый может придумать этому свое объяснение, и оно будет не хуже любого другого. Я лишь могу предположить, что он вдруг осознал груз, который взваливает на свои плечи. Ведь только не очень умным людям кажется, что власть — это сплошь мед и пряники. Это — колоссальная ответственность. Так или иначе, но сделать главный шаг в жизни Бонапарту оказалось непросто.
Опять историческая параллель. Мало кому известно: если во время русской революции Ленин рвался хватать власть, то Сталин всеми силами переворот оттягивал. И вообще склонен был решить дело более мягко. Видимо, тоже понимал, во что ввязывается. И те же большевики ведь все-таки согласились поначалу созвать Учредительное собрание. Откровенный силовой переворот опасен уже хотя бы тем, что слишком у многих порождает желание повторить этот трюк.
Как бы то ни было, Наполеон бесполезно тратит время, не решаясь ничего предпринять. Рядом находится Мюрат, у которого никаких сомнений не было. Мочить — так мочить. Он терпеливо ждет, пока командир дозреет.
Но приступ слабости в конце концов проходит. Да и отступать теперь уже некуда. Отступить — значит надо убираться из Франции, пока цел. И Бонапарт принимает главное в своей жизни решение. Он решается.
Дальше все пошло как по нотам. Его брат, Люсьен Бонапарт, выступил перед солдатами. Он высказался в смысле: ребята, наших бьют! Вашего командира эти депутатишки чуть до смерти не уходили! Айда разбираться!
Те и рады были стараться. Надоело ждать у моря погоды. Да и никакого почтения к народным избранникам у солдат не имелось. Под барабанный бой гренадеры ворвались в зал заседаний. И командовавший операцией Мюрат произнес историческую фразу:
— Вышвырните отсюда всю эту сволочь! [6]
Что и было сделано в считанные минуты. Депутаты драпали через двери, а некоторые сигали в окна. Солдаты же никого не обижали. Ни к чему это было. Как оказалось, дело, приняться за которое Наполеон так долго не решался, не стоило и выеденного яйца. Думается, этот эпизод оказал серьезное влияние на будущего императора. В самом деле, что было париться-то! Все прошло просто и с песнями. Через сто пятьдесят лет Мао Цзэдун поэтично сформулирует: «Винтовка рождает власть». 10 ноября 1799 года Наполеон в этом убедился. С тех пор данный принцип Бонапарт будет неуклонно воплощать в жизнь. «Большие батальоны всегда правы», — любил он повторять с тех пор.
Уверенность, что все вопросы можно решить голой силой, будет причиной его ослепительных побед. И — причиной краха. Когда он столкнется с силами, природу которых он так и не сможет понять до конца своей жизни…
Но это только будет. А пока все оказалось сделанным в лучшем виде. По совету Люсьена гренадеры пробежались по окрестностям и изловили кое-кого из разбежавшихся депутатов. Собранные ошметки Совета пятисот, а также большинство Совета Старейшин вечером того же дня издали декрет, менявший структуру власти в стране. Формально Францией управляли теперь три консула. Первым консулом стал Наполеон. Первым и, по сути, единственным. Потому что остальные двое представляли собою пустое место. Для того-то их на эту должность и поставили.
Казалось, Наполеон должен был ликовать. Он сделал это! Но по дороге из Сен-Клу в Париж Бонапарт был мрачен, как грозовая туча. Он сорвал высшую ставку в игре. Но почему-то это его совсем не радовало…
Когда Наполеон оказался у власти, он стал действовать примерно так же, как и его будущие «коллеги», диктаторы XX века. С той лишь разницей, что Бонапарт жил до эпохи глобальных идеологий. Поэтому у Наполеона — всё честнее. Его поступки не прикрыты идеологическим словоблудием. Так что перед нами, можно сказать, голая схема того, как наводят порядок после революции.