«…Младенец, появляющийся на свет здесь, «внизу», тотчас после рождения познает нужду. Матери некогда заниматься дитятей — ее зовет фабричный гудок! В возрасте двух недель ребенка вместе с десятком других отдают на попечение старухи, которая, чтобы с ними не возиться, пичкает их настойкой опия — ничего, что половина умирает! Выжившие продолжают «воспитание» на улице, подкрепляясь отбросами вместе с собаками. Если они и после этого выживают, то их в пять-шесть лет отправляют на завод или в шахту. И кто посмеет бросить камень в родителей? «О, матери Англии, — восклицает Дизраэли, — можно ли удивляться чудовищной вульгарности их языка, памятуя о диких условиях жизни! Обнаженная до пояса, с железной цепью, прикрепленной к ремню и пропущенной между ногами, одетая в хлопчатобумажные штаны, английская девушка 12, а порой и 16 часов в день спеша тянет за собой вагонетку с углем с сырых подземных выработках…»
Железная пята торжествующего капитала разорила и растоптала Англию так, как не снилось рыцарям Вильяма Завоевателя…» (В.Н.Виноградов, указ. соч., с. 62).
Торжествующий либерализм по-англосаксонски не знал пощады к слабым. Ведь не только на фабриках творилось такое. На английском флоте также служили «лично свободные» рабы-матросы. Им доставались душные кубрики, изнурительные вахты, скверное питание и телесные наказания. Если вы прочтете «Дети капитана Гранта» Жюля Верна, то узнаете, что и в 1860-х годах британских матросов наказывали плетью-семихвосткой.
Англосаксонский индустриальный капитализм смотрел на бедных как на обузу. В 1850 г. британский философ-агностик Герберт Спенсер публикует свою знаменитую «Социальную статику», где впервые отчеканивает термин «выживание сильнейших». Подчеркивая, что общество, в своем эволюционном развитии следует вовсе не велениям «вседобрейшего» и «всемилостивейшего» Бога, а холодным и безжалостным законам объективной науки, он утверждал, что роль «сильных» состоит в неуклонном совершенствовании общества, на долю же «слабых» и «неприспособленных», вполне объективно, остаются лишь страдания и смерть. Сама природа, как он считал, обрекла таких на постепенную деградацию, вырождение и гибель.
Наконец, в 1859 г., подводя итог многолетним наблюдениям, Чарльз Дарвин публикует «Происхождение видов», где вводит понятие «естественного отбора», уничтожения слабых сильными и более приспособленными. Пройдет совсем немного времени и, под влиянием всех этих идей в головах ведущих мыслителей мира созреет концепция, известная под именем «социал-дарвинизм». И если, поддаваясь веянию времени, «сумрачный германский гений» Фридрих Ницше в своих «Заратустре» и «Воле к власти» провозгласит скорое пришествие «белокурой бестии» и утверждение на Земле власти новой расы сверхлюдей, то энергичный практицизм, процветавший в «мастерской мира», индустриальной Великобритании, приведет к замыслам несколько иного рода.
Будучи не столько философом, сколько дипломированным врачом, заинтересованным в приложении математики к вопросам здоровья нации и «улучшении качества» народа, в 1883 г. англичанин Френсис Гальтон издает работу «Исследование состава населения и развитие общества», где впервые употребляет термин «евгеника», скомбинированный из греческих слов «хорошо» и «рожденный». В последующих работах, опираясь на известные уже к тому времени законы генетики Менделя, он выводит ряд математических уравнений, описывающих наследование признаков человека, к которым он относит не только физические характеристики, такие как цвет глаз или рост, но и характеристики темперамента и умственные способности индивида.
Из статистических уравнений наследования Гальтона вытекало, что в отсутствие естественного отбора порода человека портится. Мол, случайное скрещивание особей может приводить лишь к прогрессивному ухудшению наследственности. Несмотря на суровую критику этих уравнений с позиций современности, они были всего лишь одним из прозрачных следствий хорошо известных соотношений математической статистики, показывающих, что число «неудачных» сочетаний (генов или чего бы то ни было) всегда, в конце концов, значительно превышает число сочетаний, которые могут быть изначально признаны «удачными» — какой бы критерий «удачи» не применялся. В физике, скажем, та же фундаментальная закономерность известна под названием «второго закона термодинамики» или закона роста меры хаоса, «энтропии». Грубо говоря, хаос, беспорядок возникает сам по себе. Если же кто-то хочет добиться некоего улучшения ситуации, какого-то «порядка», для этого всегда требуются дополнительные усилия — и зачастую немалые. Евгеника, как писал Гальтон, есть «исследование всех факторов социального контроля и улучшения качества человеческой расы».
Вы скажете, что приведенные примеры устарели, относясь к реалиям полуторавековой давности? Не спешите с выводами. Ничто не проходит бесследно. Если в какой-то цивилизации нечто уже случалось, то можно с уверенностью сказать: то же самое может повториться десятилетия, а то и века спустя. У каждой цивилизации есть некие «спящие гены», время от времени просыпающиеся. К примеру, в начале 1990-х годов в России появилась «элита», в точности копирующая отношение к народу со стороны свиней-дворян полуторастолетней давности. Хотя сами новые «аристократы» не связаны никакими фамильными узами с ноздревыми, чичиковыми или собакевичами времен Гоголя. Произошел какой-то информационный перенос поведенческих матриц и ролей. То же самое можно сказать и об англосаксонской элите: коль она когда-то устраивала работные дома-приюты и каторгу для неимущих, то это повторится и в будущем. Впрочем, почему «повторится»? С 1979 года на Западе расцветает неолиберализм или «турбокапитализм», апеллирующий к ценностям неограниченного рынка девятнадцатого века. Уже размонтируются механизмы социальной поддержки неимущих. Уже зазвучали речи о том, что всеобщее избирательное право мешает развитию эффективного и конкурентоспособного бизнеса времен глобализации! Так что все возвращается.
Но мы, читатель, несколько забежали вперед. Итак, наука о совершенствовании человеческого рода была создана в англосасонской «колыбели демократии и прав человека» более ста лет тому назад. Практика не заставила себя долго ждать.
Америка была готова к евгенике еще раньше, чем евгеника для Америки. Всего того, что англичанин Гальтон надеялся достичь пропагандой и свободным нравственным выбором пар, вступающих в брак, евгенисты Америки намеревались добиться драконовскими насильственными мерами, призванными «выкорчевать» миллионы и миллионы тех, кто был научно признан «негодным» или «умственно отсталым».
Надо сказать, что другой «светоч демократии и свободы», США, в начале ХХ века также дал ярчайшие примеры жестокой эксплуатации низов верхами. Если не верите, почитайте рассказы и повести знаменитого Джека Лондона. И немудрено поэтому, что в Соединенных Штатах тех лет началось такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Скорее, здесь нужно звать на помощь режиссера фильмов ужасов…
«Позитивная» евгеника Гальтона умерла вместе с ее создателем в 1911 году. В противовес «отцу-основателю» этой науки, евгенисты Америки с самого начала считали слабых мира сего «недочеловеками», своего рода «сорняками», которые во имя всего человечества надлежало «отделить и выкорчевать». Слабые считались болезнью, генной эпидемией, которую евгенисты исполнились решимости окружить карантином и уничтожить. Методом, который американские евгенисты избрали для этого, стало «селективное скрещивание». По образцу скотоводства.