Тот растянул губы в улыбке Чеширского кота и одарил ею сначала Эльзу, потом Кэт. Эльза приняла ее благосклонно, а Кэт с внутренним протестом. Боярский не очень ей понравился. Он показался Кате скользким типом с непомерно раздутым самомнением.
– Вы, девочки, тоже у следствия в кругу подозреваемых? – спросил Боярский у Эльзы.
– А как же! Меня прямо-таки склоняли к чистосердечному...
– Меня к чистосердечному не склоняли, но дали понять, что я тоже рассматриваюсь как убийца. – На лице Димона появилось обиженное выражение. – Нет, ну что за несправедливость? То, что у меня нет алиби, это еще не доказательство вины. Я покойного знать не знал. Второй раз в жизни видел, на кой черт мне его убивать? Да еще статуэткой идиотской! По-бабьи это как-то...
– Я тоже думаю, что убийца женщина, – согласилась с ним Эльза. – А ты, Кать? – спросила она у подруги, чтобы втянуть ее в беседу.
Кэт, не желающая в нее втягиваться, молча пожала плечами. А потом и вовсе отошла от Боярского с Петровой и опустилась на диванчик в самом конце коридора, чтобы побыть наедине со своими мыслями и чувствами, в которых требовалось разобраться.
Итак, Слава умер! Тот, кого она проклинала все эти годы, теперь лежит бездыханный в труповозке, ожидая предпоследнего в своей жизни вояжа, вояжа в морг...
«Теперь он ближе, чем когда бы то ни было, к Ангелу Смерти, – подумалось Кэт. – Да только мне почему-то от этого ни холодно, ни жарко. И это странно. Ведь я испытывала к Славе два самых сильных чувства: любовь и ненависть. А теперь, когда он умер, не испытываю ничего: ни радости, ни сожаления. Мне все равно! – Кэт посмотрела на свои запястья, на которых когда-то были шрамы (она убрала их при помощи лазерной шлифовки) и отметила про себя, что они не чешутся, тогда как раньше при одном только воспоминании о Славе нестерпимо зудели. – Неужели во мне все перегорело? – со смешанным чувством удивления и облегчения подумала Кэт. – А еще говорят, что ненависть – чувство, которое с годами не затухает...»
На этой мысли уединение Кэт было нарушено. К ней подошла Эльза и плюхнулась рядом.
– Прикольный типчик, – сказала она, ткнув сигаретой в спину удаляющегося Боярского. – С таким не соскучишься! – И без перехода: – Как там Серый, интересно?
– Мне кажется, ему нечего волноваться. Единственному из нас...
– Ну, не скажи, – протянула Эльза. – Алиби-то и у него нет. А тут, похоже, принято подозревать всех!
– Да Сережа мухи не обидит! Он человек добрейшей души...
– Я, может, и не добрейшая, и муху прихлопну без сожаления, но убить человека ударом тяжелого предмета по голове не смогу при всем желании, потому что сразу хлопнусь в обморок. Все знают об этой моей слабости. Я, ты, Сережа. А вот Быков не посчитал это аргументом в мою пользу! Сказал, медицински это не докажешь, зато симулировать обморок женщине, тем более с актерским образованием, – плевое дело, а раз так – нечего о своей кровобоязни трендеть!
Эльза собралась продолжить тему несправедливых подозрений, но тут из-за двери комнаты, в которой Быков проводил допрос, показался Сережа, и она кинулась к нему с вопросом:
– Ну, как дела?
Он натянуто улыбнулся:
– Нормально...
– Подозревают?
– Как и всех, – пожал он плечами.
– Кого-то в больше степени, кого-то в меньшей...
– Меня, наверное, в меньшей, – ответил Сергей и, переведя взгляд на Кэт, спросил: – Тебя на студии больше ничего не держит? Если нет, то пойдемте отсюда, у меня от этой нервотрепки голова разболелась, домой хочу...
Кэт сначала посмотрела по сторонам в надежде найти глазами Игоря, чтобы с ним попрощаться. Но Серова в поле зрения не было. Поэтому Катя ответила Сергею:
– Да, пойдемте... Я тоже домой хочу.
– Одна я, похоже, не хочу, – проворчала Эльза. – Поэтому остаюсь...
– Зачем?
– Ну, кто-то должен же держать руку на пульсе! – Она махнула друзьям рукой. – Топайте, а я тут потусуюсь. Авось что интересное узнаю...
И она, не дождавшись слов прощания, убежала. Сергей с Кэт двинулись к выходу.
– О чем хоть тебя Быков спрашивал? – поинтересовалась Кэт по пути.
– Стандартные вопросы задавал: был ли я знаком с покойным, что делал с такого-то времени по такое, и чем могу доказать, что занимался именно этим, а не убивал Ярослава Ракова... И все с таким недоверием... С таким предубеждением... – Сергей устало вздохнул. – Ко мне ведь, Кать, особое отношение...
– Почему?
– Я тебе не говорил... Да и не только тебе... Эльзе тоже. В общем, никому не говорил... – Он замолчал, потом с шумом выдохнул и выпалил: – На мне ведь клеймо, Катя, клеймо убийцы!
И он, запинаясь и отводя в сторону грустные карие глаза, поведал ей свою тайну.
Сергей был самой настоящей безотцовщиной. То есть не просто рос без папы, потому что родители развелись, у него такового просто не было. Даже в графе «отец» прочерк стоял. Маленький Сережа постоянно спрашивал маму, где его папа, но та неизменно отвечала, что тот приедет, когда мальчику исполнится пять. «Он капитан ледокола, который бороздит просторы Северного Ледовитого океана, – как заклинание повторяла она. – На берег он сходит только раз в пять лет. А как иначе, если в океане столько льда, что если б не твой папа, ни один корабль не смог бы проплыть по его водам?». Сережа маме верил. И друзьям своим детсадовским эту историю повторял. И хвастался своим отцом, капитаном ледокола, и ждал, когда пройдут пять лет.
И вот наступил день Сережиного рождения. Мама, которую звали Татьяной, подарила сыну огромный игрушечный самосвал. Бабушка – автомат со сменной обоймой. Соседские детишки много-много мелков и пластилина. Но Сергея не радовали эти презенты. Он ждал другого, а именно приезда папы. Пусть и без подарка! Но отец не приехал. Ни в тот день, ни на следующий, ни через неделю. Сережа сначала молча недоумевал, но когда его терпение лопнуло, подошел к маме и спросил, почему папа опаздывает. И вот что мама ответила: «Сынок, ты уже взрослый. Тебе пять лет. Думала, ты сам поймешь, но раз ты еще не догадался... – Она тяжело вздохнула. – Нет у тебя папы. Так что никто к тебе не приедет...».
Для Сергея это был удар. Как нет папы? Почему нет? У всех есть, а он чем хуже? И пусть некоторые говорят, что лучше вообще никакого отца не иметь, чем пьяницу или дебошира, Сережа так не считал. Он был согласен на любого! Хоть на пьяницу! И от приемного бы не отказался. Но мама замуж не желала выходить. Вернее, она высказывалась так: «Я б, может, и привела бы кого в дом. Да как? У меня ж сын. А вдруг он с новым папой не поладит? Ведь он у меня не привыкший к мужскому обществу, мы ж его вдвоем с мамой поднимали...». И сколько Сережа не заверял мать, что готов не только привыкнуть к мужскому обществу, но и подружиться с одним из его представителей, она его не слушала. Это потом, когда он стал большим, понял, что это была всего лишь отговорка для самоуспокоения. На самом же деле маме ни разу никто не предложил пожить вместе. За ней и не ухаживал никто! Всю жизнь одна. Как и ее мать. Только бабка замужем была, да развелась почти тут же, а Сережина родительница в законном браке не состояла. От кого родила своего ребенка, тоже было загадкой. Никто кроме нее самой не знал, кто отец Сережи. Даже бабушка. Она дочь много лет пытала, да та так и не призналась.