– Ни слова более! – выставил вперед ладони де ла Круа. – Я получил указания из трех источников: от известного вам лица в Главной Крепости, не менее известного господина фон Берлихингена и от своего руководства. Сейчас я сделаю несколько телефонных звонков, и мы пройдем…
Тут же, под плакатами, призывавшими посетить разные выставки, де ла Круа позвонил, лилась частая французская речь, словно поток булькающих звуков. Отделить одно слово от другого у Пети никак не получалось.
А хозяин кабинета уже встал:
– Благоволите пройти…
И они прошли: мимо мраморных колонн и строений невероятной пышности и богатства, возведенных двести лет назад, в эпоху Людовиков. Лепнина на потолках – узоры, пухлые амурчики со стрелами, такие же пухлые зефиры, дующие в трубы, пышные грифоны и кариатиды.
На стенах, разделенных лепниной на одинаковые ровные прямоугольники, – картины и гобелены.
– Это покои королевы?
– Да… какие изящные резные ножки у кровати, правда?
Заворачивая за угол, собеседники столкнулись с мужчиной самой обаятельной наружности. Пете показалось, что он уже где-то его видел.
– Познакомьтесь: мой коллега, начальник Наполеоновского отдела, господин Филипп де ла Мот… Мой коллега из Германии, Пьер Каценберг.
Де ла Мот лучезарно улыбнулся… И Петя вдруг ясно почувствовал, что у него не улыбка – оскал. Что де ла Мот прямо сейчас вцепится ему в горло зубами. Это было чисто эмоциональное ощущение, оно нахлынуло и исчезло, но Петя уже включил «третий глаз». Голову де ла Мота окружало угольно-черное облако. Облако недобро клубилось, какие-то разряды вроде молний пронизывали облако то сверху вниз, то снизу вверх.
Господин Филипп приятно улыбнулся и исчез, но Петя выводы сделал.
– Вы хорошо знаете этого господина?
– Да, уже лет двадцать пять…
– Вы уверены, что он не работает против вас и меня?
– Кто?! Филипп?! Не выдумывайте, Пьер! После общения с гестапо вам везде мерещатся враги и шпионы.
– В любом случае – никакой информации этому человеку!
– Мой друг… Будь мы знакомы чуть дольше – я бы смертельно обиделся. Информации ни о наших делах, ни о вас и вашем появлении я не даю никому… ни при каких обстоятельствах. Я все же тамплиер с приличным стажем…
– Тогда я попрошу – осторожнее. Лучше всего – под любым предлогом не возвращайтесь в свой отдел, побудьте в любом другом месте…
Петя прислушался к своему Голосу и добавил еще более уверенно:
– И постарайтесь не оставаться один на один с вашим коллегой… С главой Наполеоновского Отдела.
– С Филиппом?! Непременно зайду сегодня к нему выпить чаю. А вам – до свидания! Позвоните мне, как только сможете.
Площадь, посреди которой – конная статуя Людовика. Рядом – такси. Из такси смотрели знакомые лица: Вовка-казак и Есаул. Не улыбаются, не показывают знакомства, но видно – рады.
– Рады видеть, Петр Исакович! Франсуа говорил, вы хотели бы с ним вместе довоевать? Вот и довоюете, сейчас мы отвезем вас к нашему общему другу, к Франсуа Селье.
В это самое мгновение под памятником вспух ослепительно-огненный шар. Вспух и взорвался с тяжелым грохотом. В лицо ударил раскаленный воздух, с воем полетели осколки камня. Пара осколков сильно саданули по машине, хлипкая «Рено» зашаталась, ответила яростным гулом.
– Ходу! Теперь нам покоя не дадут…
Хищно оскалившись, Вовка-казак рвал на себя рычаг сцепления. Обернувшись к Пете, Есаул произнес почти восхищенно:
– Ну и достали же вы их!!
В следующую минуту Есаула швырнуло, вдавило в спинку сиденья: автомобиль словно прыгнул вперед дикой скорости. Еще один яркий, как солнце, шар вспыхнул, рванул неподалеку; гуляющие по площади шарахнулись в разные стороны.
Возможно, были и еще взрывы, их Петя уже не заметил. А пока машина бешено мчалась, пока она слилась с остальным городским движением, приближаясь к условленному месту, Александр де ла Круа сел в своем кабинете и начал писать отчет о поездке в провинциальные музеи Юга Франции. Он был уверен, что местные музейщики пропустили минимум три кресла восемнадцатого века, и притом итальянской работы, спутали эти кресла с французскими, и к тому же более поздними. Сейчас он писал об этом отчет для начальства, а потом собирался выступить на конференции, показать эти стулья, представить ученым и реставраторам.
Так он писал и писал, пока в его кабинет не вошли два человека. Они вошли стремительно, без предварительного звонка, не постучавшись.
Де ла Круа вопросительно поднял взгляд на посетителей… И сразу все понял. Обмякли ноги, стало бессмысленно лезть в ящик стола за револьвером… Не успеет достать, ему просто прострелят плечо.
– Где твой друг, тамплиер? – спросили у него свистящим шепотом. – Где твой друг из России?
Очень жизнелюбивый и очень здоровый человек, Александр де ла Круа обвел взглядом свой кабинет, готовясь уйти навсегда. Вот папка с недописанной статьей про авиньонский акведук. Вот толстый сборник статей про использование разных сортов мрамора… Он знал, что теперь будет, и знал, что принял верное решение.
Ожидаемое и произошло: не опуская ствола, один из вошедших передвинулся за спину де ла Круа. Второй, тоже не опуская ствола, вперил в глаза ученого свои магнетические зрачки, расширенные кокаином:
– Где твой друг из России, тамплиер?
Де ла Круа молчал, и на него надавили:
– Твой сынок уже пришел из школы, тамплиер. Твоя дочка уже покормила твоего внука. Возможно, она дала сиську твоему внуку последний раз. Ты понял, тамплиер? Последний раз!
– Узнать у моих детей вы ничего не сможете, – тихо сказал де ла Круа. – И у меня ничего не сможете. Знаете почему?
– Говори, тамплиер.
– Вы не узнаете ничего, потому что мои дети сами ничего не знают, – так же тихо произнес ученый. – А почему вы от меня ничего не узнаете, я вам сейчас покажу.
С самой светской улыбкой, очень мотивированно и нисколько не торопясь, де ла Круа выдвинул ящик стола. Он извлек из него бархатную коробочку, какие чаще всего используют для драгоценностей, и действительно показал ее вошедшим.
Быстрым движением де ла Круа открыл коробочку, так же мгновенно кинул в рот крохотную ампулку. Враги метнулись к нему, но де ла Круа уже сомкнул челюсти, слыша хруст стекла, странно измененный костями его собственного черепа, глотал горькую, с привкусом миндаля слюну. Его отшвырнули от стола, прижали к стене, стали распахивать рот.
Де ла Круа охотно его открыл, показывая осколки ампулки, покрытые свежей пузырчатой кровью. Он еще пытался улыбнуться и произнести, что, по его наблюдениям, покойники не говорят… Но мир уже начал расплываться. Расплывался бандит с пистолетом, расплывался дверной проем, расплывались плакаты на стенах и книги в шкапах. Так все вокруг и расплывалось все сильнее, пока не закружилось, будто подхваченное вихрем. Сознание гасло, позвоночник перестал держать; старый ученый повалился вперед, сорвался со стула на пол своего кабинета. Он еще успел пожалеть, что никогда не допишет статью про кресла итальянских мастеров.