Зигфрид открыл глаза, обернулся. Ага, один из преследователей попытался незаметно подобраться к нему. Но не смог.
Не успел.
Не дали?
Человек-тень барахтался так близко, что до него можно было дотянуться рукой. Нелепо дергались широкие плотики, привязанные к ногам, — теперь больше мешавшие, нежели помогавшие своему хозяину. Руки отчаянно загребали воду.
Черный воин то ли бился в агонии, то ли пытался удержаться на плаву. Нет, пожалуй, все же первое: из черной ткани где-то под правым ухом торчала острая изогнутая пластина чуть больше ладони. Она не была похожа на стальные звезды, которые метали люди-тени, а напоминала скорее полумесяц с дополнительным плоским «зубом» на вогнутой стороне. Вот этот-то зуб и вошел в шею человека-тени. Глубоко так вошел. И зуб, и заточенный конец полумесяца.
Но откуда взялась странная пластина? Откуда прилетела? Неужели…
Да, именно к берегу устремился один из преследователей Зигфрида. Второй заскользил по воде к барону.
Что-то мелькнуло в воздухе. «Лыжник» с мечом, направлявшийся к берегу, завалился набок, тоже судорожно заколотил руками и ногами по воде. Затих. Ушел под воду. Исчез из виду.
Снова свист… Еще одна метательная пластина, вертясь, пролетела над Зигфридом. Однако третий воин в черных одеждах сумел уклониться.
Если магический кристалл нельзя захватить и преподнести однорукому колдуну, значит, он не должен достаться никому. Видимо, так рассудил человек-тень, занося клинок над головой Зигфрида. Однако у барона были иные соображения на этот счет.
Зигфрид, вытянувшись в воде, лягнулся ногой…
Всплеск, брызги…
Противника он достал первым. Нога скользнула по краю плотика-лыжи. Задела едва-едва, но и слабого толчка хватило, чтобы черный воин утратил равновесие. Ненадежная опора дернулась в сторону, чуть приподнялась, и человек-тень, взмахнув руками, упал на спину. На миг скрылся под водой. Но только на миг.
Своего меча он не выпустил. Удерживая оружие одной рукой, другой быстро высвободил ноги. А вот доплыть до Зигфрида уже не успел. Изогнутая пластина, похожая на чудной кривой кинжал без рукояти, вновь рассекла воздух. На этот раз метательный снаряд достиг цели.
Ударил в торчавшую над водой голову в промокшей черной маске. В висок ударил…
Голова исчезла. На поверхности воды расплылось темное пятно и забулькали пузыри.
И — все. И — тишина.
На берегу, где укрывался неведомый метатель серповидных пластин, никого видно не было. Над самой водой лениво покачивалась невысокая трава, чуть дальше сплошной стеной стояли заросли кустарника и кривых деревьев. Видимо, там и прятался…
Кто? Союзник? Или новый враг?
Зигфрид оглянулся. Его никто больше не преследовал, но с противоположного берега, над которым возвышался силуэт многоярусной башни, еще доносились крики сражающихся. Значит, обратно дороги нет. Да и не доплыть ему уже туда: судорога все сильнее скручивала ногу.
Оставаться в холодной воде — верная смерть.
А не оставаться? Мог ли он позволить себе выбраться на берег и вытащить Черные Мощи? Мог, если тот, кто помог ему избавиться от погони, сам не охотится за реликвией.
Охотится или нет? Вот что следовало выяснить в первую очередь.
В прибрежных зарослях по-прежнему не было видно ни души. И Зигфрид решился. Медленно-медленно поплыл к берегу, пряча голову за ларцом. Какая-никакая, а все же защита от серповидной смерти…
Сведенную судорогой лодыжку нещадно ломило. Но вот ступни утонули в мягком и вязком слое ила. Зигфрид остановился по горло в воде, яростно растирая ноющую ногу.
Все, хватит, дальше пока ни шагу.
Конечно, вести переговоры в таком положении не очень удобно. Но пока ситуация не прояснилась — лучше уж так. В случае опасности он просто забросит Мощи подальше в воду, и пусть с ним делают что хотят.
— Эй! — позвал барон, осторожно выглядывая из-за лакированного бока ларца. — Кто здесь?
Зигфрид до боли в глазах всматривался в переплетение кустов и деревьев. Но его спаситель прятался не там. Он оказался гораздо ближе. И притом не один.
Трава шевельнулась у самой кромки воды. Пять фигур поднялись над рекой в нескольких шагах от Зигфрида. Будто из-под земли выросли.
— Проклятье! — только и выдохнул барон.
— Князь Угрим Ищерский желает говорить!
Тимофей кричал громко, зычно, во все горло. Как велел князь.
И что велел. Тимофей кричал по-татарски. И…
— Князь Угрим Ищерский желает говорить!
И по-немецки кричал тоже.
Сам Угрим молчал, призывно подняв над головой руку. Князю не пристало драть глотку. А поднятая рука волхва в любой момент могла поставить магическую защиту или, если потребуется, нанести смертельный удар. У ног Угрима лежали две Черные Кости в прозрачных кристаллах. Два трофея. Две Кощеевы руки.
Темная Тропа, открытая князем, вывела их на пустующую, пока еще пустующую, переправу через Ищерку. Аккурат посреди реки, у которой уже выстроились для битвы войска степняков и латинян.
Их появления здесь не ждали. Угрим и Тимофей оказались меж взбудораженными ратями, как два зернышка, зажатые в гигантских жерновах. И с жерновами этими следовало вступить в переговоры, не выказывая ни капли страха.
Тимофей старался.
— Князь Уг-рим И-щер-ский!..
Слева, под пестрыми латинянскими стягами, — сплошная линия щитоносцев. Лес пик. Арбалетчики с заряженными самострелами. Закованные в латы рыцари, готовые в любой момент сорваться в атаку.
— …же-ла-ет!..
Справа ветер треплет бунчуки из конских хвостов на копейных древках и длинных шестах. Лучники Огадая достают стрелы с узкими бронебойными наконечниками. Выстраивается для боя панцирная конница степняков.
— …го-во-рить!
Татарские ряды разомкнулись первыми. К переправе выдвинулась большая группа нукеров. Под девятихвостым ханским бунчуком ехал невысокий всадник в крепкой броне. С позолоченного шлема свисал пышный хвост черно-бурой лисицы. Забральная личина-тумага была поднята, и Тимофей хорошо рассмотрел скуластое лицо наездника. Раскосые глаза смотрели недоверчиво. На тонких губах застыла кривая улыбка. Чуть подрагивали реденькие усики.
Хан был напряжен и насторожен. Со всех сторон Огадая прикрывали тяжеловооруженные нукеры, лучники за его спиной натягивали тугие татарские номо. Конечно же, великий хан должным образом позаботился о своей безопасности.
Среди степняков, сопровождавших Огадая, Тимофей заметил знакомое лицо. Бельгутай! Бывший ханский посол встретился с ним взглядом. Татарский нойон смотрел холодно, бесстрастно и недружелюбно.