Больше всех оказался зал для игры в мяч, и второй такой же зал для общих сборов и для кинематографа: не меньше чем человек на триста. Комнаты же тех, кто приводит в действие систему, склады и подсобные помещения, Петя не увидел: значит, они скрыты в толще скалы. Значит, он видит не все, а малую толику рукотворного пространства крепости… Вернее, именно этой части Крепости.
В одной из комнат часть стены занимал экран, перед ним — пульт с кнопками.
— А это что?
— Посмотрите… Сами все поймете.
Петя присел за стол, нажал твердую белую клавишу. На экране появилось нечто странное: вид на выложенные по склону горы террасы. На террасах копошились крестьяне, что-то непрерывно сажали. Террасы уходили вниз на невероятную глубину, не меньше чем на километр. Над террасами парили снеговые вершины неправдоподобной высоты, на средней части террас проплывали облака, и дождь шел внизу, оставляя сверху твердую, не орошенную землю. К террасам вели узкие дорожки; сорвавшись с каждой из них, человек был бы обречен пролететь сотни метров. А люди все шли по ним, что-то несли, тащили, везли на вьючных яках.
Насколько мог Петя понять, такие террасы могли находиться не менее чем километров на пятьсот южнее, — там, где Гималаи гигантскими уступами спадают вниз, в индийские равнины. Какое-то время он наблюдал за этими суетящимися людьми, а потом нажал другую кнопку.
Открылась широкая горная долина — в точности такая же, по какой еще совсем недавно шла достопамятная экспедиция. В долине было совершенно пусто, ветер посвистывал в камнях. Но ведь случайно никто не будет проводить и устанавливать именно здесь хрупкое и дорогое оборудование. Зачем-то нужно было видеть именно эту долину… И почему-то можно было именно ее показать решительно кому угодно.
Другие кнопки выводили на другие долины. В одной из них по тропе шел караван яков, люди в плотных халатах, с непроницаемыми лицами, вели животных и шли рядом. В другой раз у Пети заколотилось сердце: от вида черного прохода между скалами, где все они прошли совсем недавно, под руководством Бубиха в хламиде.
А нажав очередную клавишу, Петя вздрогнул: в тибетском монастыре причудливо плясали ламы, надев на головы устрашающие маски, под сиплые завывания труб, барабаны, посвист флейт из человеческих костей. Странным образом не только отвращал, но и притягивал колдовской танец лам, это покачивание оленьими рогами, хвостами из шкуры лисиц, плывущие изображения сине-багровых, страшных морд с несколькими глазами, клыками саблезубого тигра. И эта зудящая, совершенно варварская музыка…
По поводу двух непонятных Пете изображений долин и караванных троп Гурджиев сказал, что вот этот вид он вроде узнает — это место спуска с Тибета на равнины Кашгарии.
Гурджиев ничего не мог сказать по поводу удивительной красоты белой лестницы, спускающейся прямо в бурное теплое море. Ветер нес клочья белоснежных пухлых облаков, метались пальмы на крутом берегу; шумные, довольно высокие волны захлестывали низ лестницы, красно-коричневый, изломанный камень крутого склона. Где это?! В каких краях?!
Были виды поэтичного горного озера, явно на громадной высоте. Какое-то существо, похожее на человека, но только никак не человек, брело по другому, плохо видному, берегу. Как ни крутил Петя верньеры, изображение не приближалось, и кто это там бредет, не стало ясно.
А вот уже совсем другое озеро, в тайге. Из него вытекает стремительная горная река среди кедров; вода звенит по камням, словно музыка поднимается к небу.
После нажатия одной из множества клавиш было и вообще несуразное: за каменистым голым берегом, за уходящими в море камнями по зеленой воде плыл сверкающий гранями айсберг. Солнце садилось, окрашивая в удивительные краски плывущую махину, само море.
Петя задохнулся от ощущения красоты и необычности места. Но где это все находится?! Где?!
Петя часа полтора провел за этим удивительным экраном, несмотря на откровенную скуку Гурджиева, его намеки, что есть тут дела поинтереснее. Получалось: из этой Крепости можно наблюдать за самыми разными местами. И все виды поэтичные, веселые. Строители Крепости поставили очень точные камеры в самых разных местах и Тибета, и всей Земли. Зачем-то им хотелось, чтобы любой человек мог прийти в эту комнату, сесть в кресло перед экраном, ткнуть пальцем… Зачем? Чего они хотели добиться?
А ведь наверняка есть и такие камеры, которые показывают вовсе не то, что могут видеть все… Петя не знал этого, но чувствовал очень хорошо. Крепость ведь надо оборонять.
Люди не шатались толпами по Шамбале, но время от времени кто-то попадался навстречу. В коридоре прошел мимо обычно одетый деловитый человек средних лет, с какими-то папками под мышкой. Еще несколько раз Петя слышал явственный голос или шум от движения невидимых людей по каким-то параллельным коридорам. Так что люди-то в Шамбале были… но знакомиться с Петей и рассказывать ему что-то — не спешили.
В одной из бытовых комнат дама поздоровалась, спросила Петю, что ему надо постирать. Ах, ничего? Тогда пусть Петя приходит сразу же, как только будет что-нибудь нужно. Это ж несложно, ультразвуком. Петя не понял, что такое «стирать ультразвуком», а спросить постеснялся. Может быть, зря: Пете показалось, что дама не прочь поговорить, и может быть даже о чем-то личном, но не решается. А может, не зря Петя ушел от разговора: он уже понимал, что в Шамбале, то есть в Крепости, явно не полагалось чересчур интересоваться друг другом. Еще больше, чем в группе Васильева.
В другой комнате ели что-то мясное двое людей с восточными лицами, судя по халатам — тибетский и бурятский ламы. Они еле ответили на приветствие Пети и продолжали разговор по-русски, но о чем-то совершенно непонятном. Ламы были какие-то необычные: и чистый русский язык, и лица умытые и умные. И не воняло от них — это были чистоплотные ламы. Надо же…
— А почему в этом месте пол вибрирует? Это работают машины?
— Да…
— Посмотреть можно?
— Посмотрим…
Гурджиев провел Петю к лифту. Это был странный лифт: сделан был не в отдельной шахте, а в толще скалы. Дверь в него вела не привычная железная, которая распахивалась бы и захлопывалась со страшным лязгом, а деревянная, легкая; от нажатия кнопки створки двери расходились в толщу стен, как в купе. Стоило войти в лифт, как звуки работающих машин сделались громче. По пути вверх гудение и лязгание только усиливались.
Двери разошлись, и Петя оказался в длинном, слабо освещенном коридоре. Гул и лязг стали намного сильнее, пол и стены слабо вибрировали. В конце коридора была дверь, чем-то смутно напомнившая Пете памятные двери под зданием университета в Ленинграде. Дверь легко подалась, и Петя оказался в громадном зале, больше футбольного поля. Вдоль всех стен зала на разных уровнях проходили металлические висячие дорожки, соединенные такими же металлическими лесенками. Петя и стоял на такой подвешенной к стене зала дорожке, собранной из полос металла.
Тяжелый вибрирующий гул заполнял зал, потому что из-под потолка зала обрушивался целый водопад, а внизу вода текла из одного бассейна в другой.