К отряду пфальцграфа подтянулись несколько уцелевших пехотинцев из обозной охраны. Стрелки, алебардщики, копейщики… Один тащил на плече тяжелый двуручный меч. У ландскнехтов хватило ума не бежать к лагерю — под копыта выстраивавшейся для боя тяжелой кавалерии. К тому же опытные солдаты уже успели заметить, что враг избегает стрелять по остландскому стягу и гейнскому пфальцграфу. А заодно и по тем, кому посчастливилось оказаться рядом.

Достать из пушек небольшую кучку людей, сбившуюся за разгромленным обозом под золотыми крыльями грифона, оберландцы даже не пытались. Да и вообще…

Пушечная канонада вновь стихла. Пороховой дым над замковыми стенами рассеялся. Опадало, словно выдохнувшись, пламя, пожравшее осадные укрепления и артиллерийский обоз. Ветер относил в сторону густую гарь. И видно было, как стальные великаны один за другим проходят через разбитые, сожженные и покинутые фортификации остландцев.

ГЛАВА 17

Големы были еще далеко. И еще имелась возможность подготовиться к достойной встрече с ними.

Остландцы возились с повозками. Главным образом с той, у которой была сломана ось и не хватало двух передних колес. По приказу Дипольда секирами сбили задние и тем самым выровняли закрепленную в перекошенной повозке бомбарду. Под другую телегу — с двумя малыми бомбарделлами — попросту подложили несколько плоских камней — вместо отсутствующего колеса.

В очередной раз осмотрели заряженные стволы, торчавшие из-за дощатых бортов. Проверили, все ли цело, все ли готово. Все было цело, и все было готово для безотлагательной стрельбы.

Бить из бомбарды покрупнее, способной выплюнуть каменное ядро размером с человеческую голову, Дипольд пожелал самолично. Конечно, не пристало благородному рыцарю, подобно простому бомбардиру, становиться к орудию с пальником в руке. Но сейчас — случай особый. Слишком многое сейчас будет зависеть от этой пушки.

В повозках среди ядер, пыжей и банников нашли две связки длинных фитилей. Застучали кресала, посыпались искры — одну связку подпалили сразу. Целиком. Это добро можно было уже не экономить. Затлел, задымился переплетенный клубок дымящихся шнуров. Теперь огонь будет под рукой.

Големы прошли разгромленные укрепления осаждающих и двинулись к разбитым повозкам. Дипольд отчетливо видел, как устрашающих размеров мечи, секиры и булавы поблескивали на солнце. М-да, попасть под такие… В общем, нужно было изловчиться и не попасть. Как только стальные монстры минуют середину обоза… того, что от обоза осталось, — вот тогда и следует стрелять. Или нет, лучше подождать, пока големы пройдут весь обоз, пока подступят ближе. Чтоб бить в упор. Чтоб наверняка.

Механические рыцари Лебиуса — мишень хоть и крупная, но движущаяся. Вблизи поразить ее проще. Да и удар каменного ядра на короткой дистанции будет мощнее и сокрушительнее.

Големы шли.

Дипольд сжимал в одной руке меч, в другой пальник с обрывком фитиля. Рядом стояли верные молчаливые оруженосцы, готовые выполнить любой приказ господина. Это хорошо, что рядом. Хорошо, что готовы. И что молчат, а не вопят от ужаса — так вообще замечательно.

Големы наступали.

Остландские бомбарды лежали на повозках в массивных колодах, упиравшихся задней частью в толстые дубовые бруски, которым надлежало поглощать отдачу при выстреле. И бруски и колоды намертво прикреплены к бортам и днищам, так что навести орудие на цель можно, только развернув всю повозку целиком.

Это непросто. Но это возможно. Если навалиться разом, если действовать слаженно, в несколько рук… Рук пока хватало. Вот бомбард было мало…

Сзади доносились крики, гудение рогов и труб. На краю тесного распадка — перед лагерем осаждающих — плотной стеной живого частокола, в несколько линий, строилась для боя тяжелая конница Дипольда. И хотя между шатрами еще бестолково носилась чья-то прислуга, а многие рыцари не успели облачиться в доспехи, самые расторопные, самые горячие и самые жадные до битвы остландцы уже сидели в седлах.

Реяли на ветру развернутые знамена, трепетали яркими всполохами копейные банеры. В первых шеренгах, как положено, располагались обладатели фамильных гербов и золоченых шпор. За ними теснились оруженосцы, слуги, конные стрелки, наемники-рейтары… Нет, славное остландское рыцарство не растерялось, не испугалось и не разбежалось, подобно безродному мужичью и нидербургским ландскнехтам из авангардного отряда. Благородные союзники и вассалы Дипольда не только не отступили перед магиерскими пушками и полудесятком големов, но и отвагой своей вдохновили прочих воинов.

Лагерь, до которого не долетело (Да и не могло ведь долететь! Не способно было! Ведь так? Ведь правда?) ни одно оберландское ядро, не покинул никто.

И надежда на победу росла, крепла. Пока…

Что это?!

Опять?!

Вспышки огненных молний вновь полыхнули меж каменными зубцами крепости. Дымные облачка закрыли бойницы.

Гулкие раскаты, отражающиеся от окрестных гор.

Стремительно приближающиеся свист и вой…

Фьи-ю-у-у-у-у!

Над головой.

Над самой головой!

Так может свистеть и выть только одно… одна… Дипольд вдруг явственно ощутил ЕЕ приближение. Собственной смерти. Тоскливое, гнетущее, леденящее душу то было чувство.

Фьи-ю-у-у-у-у!

Вражеские снаряды летели к остландскому стягу. И что-то внутри Дипольда сжималось, напрягалось, стонало отчаянно. Конец?!

Фьи-ю-у-у-у-у!

Под вой оберландских ядер пфальцграф вдруг отчетливо осознал происходящее. Мысли-чувства, переплетенные друг с другом, связанные воедино, теснились, распирали, проносились легконогим табуном, пролетали быстрокрылой стаей. Все вместе, сразу.

Все-таки Альфред Чернокнижник решил не рисковать своими големами. Обойтись решил без пленения гейнского пфальцграфа. Расстрелять решил Дипольда вместе со златокрылым грифоном. На виду у всех. И тем — сломить дух остландского войска, выстраивавшегося для битвы.

Страшно было умирать — да, но пуще того — обидно. С самой-то смертью смириться еще можно. В конце концов, никого не минует чаша сия. Но смерть смерти рознь. Одно дело — пасть в жестокой сече, когда он тебя, а ты его, когда твой клинок обагряется вражеской кровью прежде, чем меч противника разобьет твой доспех. Но вот со смертью такой — глупой и беспомощной, когда от тебя ничего уже — ну, то есть, ровным счетом ничего — не зависит, когда ненавистный враг бьет наповал, а ты не в силах до него дотянуться, как ни старайся, — нет, с такой смертью Дипольд Гейнский по прозвищу Славный не был согласен. Против такого конца восставала вся его суть, все его естество.