В один прыжок он оказался возле штатского. Ударом ладони по цевью отвел ствол калаша вниз и в сторону. Прогремевшая очередь чиркнула по асфальту. Кирилла Васильевича пули не задели.
«Ах ты, долбаный интеллигентик!» Егор без особого труда вырвал у штатского автомат. Самого его отбросил назад и вжал между шипами штабного вагона. Придавил к броне, впечатал затылком в закрытую бойницу.
— Ты что ж творишь-то, а, сука?!
— Так надо… — прохрипел штатский, дико вращая глазами за перекошенными стеклами очков, которые каким-то чудом удержались на крупном носу. — Быстро надо…
— Это тебя замочить надо, гнида очкастая! — Удерживая штатского одной рукой, другой Егор поднял автомат.
Лязгнула, отодвигаясь, заслонка бойницы.
Из темной щели выдвинулся ствол АК. Пламегаситель уперся Егору в скулу.
— Отпусти его! — потребовали из вагонного полумрака. А голосок-то женский! Девичий даже. Нежный такой, звонкий и мелодичный. — Дай ему сделать, что он говорит.
Ага, как же! Егор приставил свое оружие к голове штатской крысы.
Так, чтобы из бойницы все было хорошо видно. И чтобы в бойницу же полетели и пули, и мозги ублюдка, если придется стрелять.
— Убери автомат, — он оттолкнул подбородком чужой ствол.
Боковым зрением Егор засек движение на платформе. Станционная охрана взяла на прицел очкарика и бойницу, к которой того прижал Егор. Блин, а ведь и его самого тоже пристрелят, ежели что. Свои же и положат.
— Стоять! — приказал он штатскому. И, не опуская автомата, попятился от вагона, уходя с линии «дружественного» огня.
Калаш, торчавший из бойницы над ухом очкарика, смотрел Егору в грудь.
Мало того: в вагонах одна за другой открывались другие стрелковые амбразуры. Из бойниц показалось еще несколько стволов. Пришли в движение пулеметные и гранатометные башни. Открытые до того люки и двери с лязгом захлопывались. Бронепоезд готовился к бою.
Обстановка накалялась. И, следовало признать, хорошего в этом было мало. Если сейчас начнется заварушка, несомненное преимущество будет у бронепоезда. Станционную охрану попросту сметут свинцовым шквалом с открытой платформы. Правда, и поезд после этого из Форпоста вряд ли выпустят.
Егор снова перевел взгляд на очкарика. Неужели дойдет до перестрелки? Неужели этот доходяга в штатском стоит того?
Что ж, в таком случае его тем более нельзя упускать с мушки. Пусть это будет тактика сдерживания, мать ее…
Бегающий взгляд штатского вдруг остановился в одной точке. Врач с бронепоезда пялился влево — туда, где лежал Кирилл Васильевич.
Егор тоже покосился в ту сторону. Раненого уже осматривал медбрат.
Начальник станции вдруг захрипел и забился в судорогах.
— Отойдите! — потребовал штатский, обращаясь к медику. — Не трогайте его.
— Молчать! — приказал Егор. И бросил еще один быстрый взгляд на медбрата.
— Что с «первым»?
— Заблокированы дыхательные пути, — пробормотал медик.
Он пытался открыть рот бьющемуся в агонии человеку.
— Не надо! — замотал головой штатский. — Не надо этого делать!
Что-то в его голосе было такое, что Егор почти поверил: не надо. Действительно, может, лучше не надо?..
Взгляд Егора перебегал с лица очкарика на синеющее лицо Кирилла Васильевича, у которого уже закатываюсь глаза.
Руки медика разжимали стиснутые челюсти раненого. Раз-жи-ма-ли. Раз-жи…
— А-а-а! — Дикий вопль медбрата вдруг разорвал напряженную тишину.
Что за хрень?!
Укусили его, что ли? Медбрат отдернул от головы раненого руку, к которой… в которой…
Ох, нич-ч-чего себе!
Рот начальника станции был открыт. А изо рта торчало…
Что это? Язык? По цвету и по форме вроде похоже. Но не бывает у людей языков ТАКОЙ длины. Что-то гибкое, розовое обвилось вокруг правой кисти медика.
Парень не растерялся. Схватил валявшийся на асфальте нож Кирилла Васильевича, полоснул по извивающемуся толстому жгуту.
Жгут соскользнул с руки, забился в луже из человеческой крови и прозрачной жижи, словно червь на крючке.
Да это же интродукт! Недобитый метаморф! Тот самый!
Бедолага медик упал на пятую точку, выбросил нож и, обхватив левой рукой правую, отползал прочь, отталкиваясь ногами от асфальта. Из ободранной кисти текла кровища.
— Тварь! В нем! Тварь! В нем! — кричал и никак не мог остановиться медик.
Кирилл Васильевич больше не казался живым человеком. В его раскрытом рту что-то шевелилось, а по губам текла бесцветная слизь. Под камуфляжем рывками поднимался и опускался живот, словно кто-то бился внутри. Но это была чужая, чуждая жизнь.
— Тварь! В нем! — не унимался медбрат. — Тварь! В нем!
Двое бойцов оттащили медика к краю карантинной платформы.
— Назад! — замахал руками штатский. — Не подходить к трупу!
— Что происходит? — набросился на него Егор.
— Интродукт! — тут же прозвучал быстрый ответ. — Метаморф! Он не смог пожрать добычу снаружи. Теперь пожирает ее изнутри. Чем скорее его пристрелить — тем будет лучше.
— Так мы же… — Егор бросил растерянный взгляд на ошметки метаморфа. — Мы же замочили тварь!
— Не всю, — отрезал штатский. — Не до конца. Бойцы станционной охраны ошарашенно пятились от тела командира. Из бронепоезда на платформу выскакивали вооруженные люди. Им никто не препятствовал. Всем сейчас было наплевать на правила карантина.
Двое или трое стрелков из команды бронепоезда взяли Кирилла Васильевича на мушку. Егор их опередил.
Палец сам нажал на курок. АК привычно дернулся в руках, разорвав воздух отрывистым сухим кашлем. Автоматная очередь вспорола живот начальнику станции. Бывшему начальнику.
Кровавые фонтаны, кровавая каша. Рваный камуфляж…
Шевеление в животе прекратилось. Вроде бы. Да и в горле ничего больше не дергалось.
К Егору подошел штатский.
— Я попал? — спросил Егор. Штатский снял очки. Протер. Надел снова.
— Вероятно…
Какой-то неопределенный это был ответ. Егор спросил по-другому:
— Тварь мертва? Теперь?
— Может быть, да. А может быть, нет.
Определенности не прибавилось ни на йоту.
Штатский замахал руками бойцам, осторожно смыкающим кольцо вокруг мертвеца.
— Разойдитесь, пожалуйста! Разойдитесь все!
Интеллигентик с бронепоезда как-то незаметно взял командование на платформе в свои руки. И что самое удивительное: его слушались. Чувствовалось: этот очкарик с профессорской бородкой знал, о чем говорит, и имел хоть какое-то представление о том, что следует делать.