«Пришел твой час! Отныне ты ясновидящий! С этого момента голоса в твоей голове и все твои видения обретут смысл. Они будут нести информацию о скрытом прошлом, истинном настоящем или возможном грядущем. Однако предупреждаю: будь особо осторожен в толковании будущего. Прежде чем донести свою мысль до окружающих, убедись, что сам понял все правильно. Научись отсеивать то, что непременно случится, от того, что только может произойти».
«Но как же мне научиться не ошибаться?» — спросил тогда я.
Чародей ответил:
«Для этого я дарую тебе еще кое-что, кроме умения пророчить. Каждый месяц в день твоего рождения, каким бы ни был твой истинный возраст, во сне тело твое будет превращаться в юное — такое, как сейчас. В образе слепого менестреля ты сможешь оказаться как в любой точке Пангеи, так и в ином неродном для тебя мире. Не волнуйся, после пробуждения будешь там, где уснул».
«А как это поможет? Ведь без зрения я же ничего не увижу? И почему именно бардом? Сочинитель из меня совсем никудышный», — расстроился я.
«Это для твоего же блага, Нострадамус. Ибо перелетев в чужие страны, разум твой лишь сильнее запутается от того, что предстанет пред глазами. Насчет рифмы не волнуйся, стихи сами собой будут появляться на языке, едва тебя попросят спеть».
«Благодарю за подарки, господин, простите, не знаю, как вас величать», — спохватился я, соскочив с кровати, и поклонился.
«Погоди, это еще не все. Так вот, если вдруг какое-то из твоих предсказаний покажется тебе неясным, в теле молодого поэта-музыканта попытайся сложить из непонятного песню. Лишние слова отпадут, недостающие добавятся, завеса приоткроется, и ты познаешь истину».
Я снова низко поклонился и даже попытался поцеловать ноги господина, но тот остановил меня, протянув для пожатия длань. Как равному!
«Прощай, Нострадамус. Хочется сказать, до встречи, но даже мне пока неизвестно, доведется ли еще увидеться». — Пальцы мои хрустнули в сильной белой ладони (вблизи я уже рассмотрел цвет кожи) с выстроенными в треугольник родинками на запястье, и человек исчез.
«Меня нарек, а сам так и не представился», — в последний момент подумал я.
Тут же в ответ на мои мысли в голове прозвучало: «Называй как заблагорассудится, но постарайся лишний раз вообще не упоминать о нашей беседе. Рассказывай только тем, кому безоговорочно доверяешь».
Старик замолчал, а мне понадобилось некоторое время, чтобы переварить услышанное. Затем я почесал в задумчивости макушку и тихо проговорил:
— Теперь понятно, почему вы после ослепления так быстро освоились обходиться без глаз — пригодился опыт менестреля. А насчет того, что не ложатся на стих те двенадцать слов, мне кажется, что скоро появится и пятая группа. И возможно, тогда все получится.
— Да, Улисс, я тоже на это надеюсь. Иного объяснения, увы, пока нет. Хотя раньше сон барда всегда все расставлял на свои места.
— А как вообще происходит перемещение? Что вы ощущаете? Как выбираете место?
— Ничего особенного — просто засыпаю. И точка переноса определяется случайно либо по неизвестному мне закону. Единственное, что заметил, так это если клонит в сон днем, оказываюсь на Пангее. В мир же под названием Земля попадаю исключительно по ночам.
— Зе-мля! — посмаковал я. Что-то в глубине меня шевельнулось и снова затихло. — Учитель Нострадамус, спасибо за то, что доверяете мне.
Старик потрепал мои кудри:
— Что-то мы опять отвлеклись. Вернемся к твоему видению.
— Хорошо! Вот подскажите, например, почему Ло предстал в женском обличье, да еще и в качестве моей невесты?
— О, ну это просто!
— Да? Тогда скажите!
— Э, нет! Сперва попробуй разобраться самостоятельно. Итак, Улисс, что обо всем этом думаешь ты?
— Ну, сначала я предположил, что у него есть сестра-близнец.
— Так, хорошо, продолжай.
— Или этот мальчишка каким-то образом связан с моей будущей невестой. Допустим, он поможет мне встретить возлюбленную. Или… — Странная догадка мелькнула у меня, когда я более внимательно посмотрел на хрупкое тело посапывающего бродяжки.
— Или что? Говори, Улисс, не останавливайся!
— Да ну, нет. Не может быть! — отогнал я нелепую мысль.
— Почему же? — Кажется, ухмыляющийся старик пришел к такому же выводу, что и я. — Если намереваешься стать великим прорицателем, то не должен отвергать даже самые сумасбродные на первый взгляд идеи.
— Мне вдруг на миг почудилось, что… — Я никак не решался сказать вслух.
— Что почудилось? — продолжал выпытывать учитель.
— Что он… что он — это она! — выдавил я.
— Верно, Улисс! — кивнул довольный Острад. — Ло на самом деле девушка!
— Так вы с самого начала знали?! И молчали! — возмущенно воскликнул я и запнулся. — Получается, что он… она станет моей… женой?
Отчего-то почувствовалось жутчайшее смущение.
— Необязательно. Вот это как раз вариант вероятного будущего. А суждено ему случиться или нет, зависит от многих факторов. — Старик вдруг подмигнул и спросил: — Или она тебе не нравится?
— Не знаю, — пожал я плечами и снова взглянул на спящую, но теперь уже совсем иначе. А что, Ло — симпатичная девчонка. И характер у нее сильный, как у воительницы!
— Зато мне нравится! — радостно прохрипел бородач и пихнул в бок соседа: — Проснись, мельник! С нами тут, оказывается, который день баба живет!
— Да не толкайся, ты! Слышал я все. Чего скрывать — приятная новость!
— Так что, будить? Или пусть выспится, сил наберется? Ей же предстоит хорошенько потрудиться. Тем более для двоих сразу!
— Эх, мне пышные нравятся, а это тощенькая. Но все равно пойдет.
К ужасу своему, только теперь мне стала ясна причина внутреннего беспокойства, возникшего во время беседы с наставником, — отсутствие храпа наших соседей.
— Вы не посмеете! — выпрыгнул я на середину темницы, загораживая собой Ло.
— Уймись, сопляк, ничего от этой блудницы не убудет. Даже тебе останется. Подумаешь, разок-другой утешит наши соскучившиеся по ласке тела. Зато потом будет свободна до самого вечера, — издевательским тоном попытался успокоить меня бородач.
— Что происходит? — Ло наконец разлепила глаза и непонимающе скользнула взглядом по каждому из нас.
— Крошка, если будешь себя хорошо вести, мы не станем применять силу, — улыбнулся ей мельник и стал медленно приближаться.
— За себя не обещаю! — возразил чернобородый. — Овечья нежность и покорность не по мне. Предпочитаю, чтобы брыкались. Ну что, кошечка, поцарапаешь дяде спинку?
— Как вам не стыдно? Она же еще совсем ребенок! — возмутился учитель Острад.