— А что Саши не видно?
— Так у нее же свадьба сегодня, — пояснила Злата. — Она готовится.
— Дома?
— У тети Радмилы!
— У нее же дома нет!
— Она чужачка!
— Ты что такое говоришь! — набросилась Злата на мальчишку, назвавшего Сашу чужачкой. — Она для всех старается. Эх ты!
Виктор переглянулся с Данилой, встал.
— Ладно, ребята. Спасибо, что показали мурашей. Честно, ничего удивительнее не видел до сих пор.
— А вы попробуйте тоже!
— Как-нибудь обязательно, — кивнул полицейский. — Но сейчас у меня дел много, вы уж извините. Мурашей не обижайте.
— Да-а-а!
— Пойдем к Радмиле?
— И что? — возразил я. — Там сейчас, наверное, половина села. Начнут ее уговаривать, жениха расхваливать, она и сломается. Вчера одного старика хватило, что бы она сказала, что идет замуж по своей воле. И ты ничего сделать не сможешь — совершеннолетняя уже.
— Верно… Но надо же что-то предпринять?
— Подождем, — предложил я. — После свадьбы за ней перестанут так следить. Она успокоится и решение будет принимать на трезвую голову. Вот и пусть выбирает — хочет ли она остаться здесь, с мужем, которого возможно еще и полюбит. Или поедет с нами в Москву, где такой брак легко признают незаконным, а там и поселок этот можно будет хорошенько тряхнуть.
— А девочка? Ты подумал, что с ней будет?
Я с некоторым удивлением посмотрел на встрявшую в разговор Алису:
— Что с ней будет?
— То, что сбежать из-под венца это одно. А от мужа, пусть и нелюбимого — совсем другое.
— У тебя какие-то домостроевские взгляды на жизнь. Ничего ей не сделается. Заодно, может, поймет, что за каждый поступок в этой жизни приходиться чем-то расплачиваться.
— Ты! Деревяшка бесчувственная!
— Я тебя не держу. Иди, поговори с девчонкой сейчас. Можем поспорить на что хочешь — она откажется.
Алиса сердито фыркнула, но осталась.
— Сама же все понимаешь. — Я поспешил сменить тему: — Значит, стихи, в которых тебя Избранной назначили, в этом самом дворце?
— Ну да.
— Пойдем, взглянем на них, что ли.
— С ума сошел? Нас поймают и сдадут полиции!
— Не сдадут! Уверен, полицию здесь не любят даже больше, чем технику. К тому же, полиция уже с нами. А?
Виктор с важным видом подтвердил:
— У меня есть веские основания подозревать, что в этом доме есть улики готовящегося преступления. Я обязан проверить дом, а вас двоих прошу быть понятыми.
— О, наш человек! Идем, Алиса, не бойся.
Я развернулся и зашагал к уродливому дому. Виктор поспешил следом. После недолгих колебаний к нам присоединилась и Алиса.
— Радмила сказала, что дом пускает внутрь не всех. Не помню, то ли тех, кто пришел без злого умысла, то ли вообще только тех, кто ему по нраву придется.
Я толкнул дверь, и та легко открылась.
— Вот видишь, мы ему по нраву.
Вошел я все-таки осторожно, прислушиваясь и оглядываясь по сторонам. Это дети тут муравьям приказывают домики строить, а от взрослых можно и что-нибудь покруче ожидать. Вывалиться откуда-нибудь саблезубый тигр или какая другая хищная тварь. Объясняй ей потом, что пришел без злого умысла.
Дом был пуст.
Не смотря на это, я чувствовал пристальное и совсем не дружественное внимание и к себе, и к спутникам. Словно мы шли не по пустому коридору, а по тропинке через самую чащу, где из-за каждого дерева нас провожали голодные взгляды. Дом будто бы сам наблюдал за незваными гостями.
Мы вошли в центральный зал, и Алиса восхищенно ахнула. Зал был убран белеными полотнами, разноцветными лентами и цветами.
— Похоже, свадьба-то будет прямо здесь проходить, — проворчал я, разглядывая великолепие без особого интереса. — Или венчание… Так, где катрены, говоришь?
Если Алису и покоробил мой пренебрежительный тон, она не показала виду. Уверенно повела нас к лестнице на второй этаж. Вообще с того момента как мы вошли в дом, меня не оставляло странное ощущение, что наша спутница как бы раздваивается. Пока я смотрел прямо на Алису, та оставалась собой — обычной симпатичной девушкой, каких много встречается на улицах Москвы. Но при случайном взгляде, когда Алиса оказывалась на самом краю поля зрения, казалось, что рядом вышагивает красавица с гордо вздернутым бледным лицом. Пшеничные волосы рассыпались едва ли не до пят по нежно-зеленому платью, а в руках она держала ветви, покрытые листвой. Но стоило чуть сфокусировать взгляд, и морок развеивался: роскошные волосы собирались компактным хвостиком, а зеленое платье оказывалось банальными джинсами и зеленой кофтой.
Я чего-то подобного ожидал. Собственно, моя задача и была в том, что бы уловить тот момент, когда эти две Алисы уравновесят друг друга. Уловить и…
— Этим бумажкам пятьсот лет? — прервал мои размышления Виктор. — Обалдеть.
Он склонился над разложенными на столе плотными листами коричневатой, перечеркнутой ломкими морщинами на местах сгибов бумаги. Посмотрел под одним углом, под другим, принюхался.
— Я в Грецию как-то ездил. Бродил там по каким-то древним развалинам. Похожее ощущение. Типа, по этим булыжникам ходили люди уйму времени назад. И я хожу.
Я посмотрел на выцветшие от времени пляшущие строчки, спросил Алису.
— Что тут написано?
— Не знаю. Я же говорю — после института французским почти не пользовалась. Даже современным. А тут — старофранцузский, да еще стихи, да еще такой почерк… Вот уж действительно, врач писал! Похоже, это не зависит от времени и страны. Да и Радмила мне только мельком дала взглянуть.
— Время у нас есть. Посмотри, может, хоть что-то разберешь.
— Вот уж о ком, а о тебе бы никогда не подумала, что веришь в подобную чушь.
Я развел руками.
— Если тебе не интересно, то пойдем отсюда.
Но Алиса уже устроилась в кресле и принялась разбирать первые слова катрена.
— Так… Ну, сначала тут что-то про себя. Мне… хм… Или меня? Меня посещает… хотя, тут, наверное, уместнее прошедшее время. Меня посетило… или посетили?
Голос Алисы становился все тише, перешел в невнятное бормотание. Забывшись, она достала телефон, попыталась зайти в интернет, прошипела сквозь зубы проклятия.
Виктор некоторое время наблюдал, как девушка записывает в текстовой файл слова, потом стирает их, пишет другие. Это ему быстро надоело.
— Пойду, посмотрю, что тут еще есть.
— Угу, давай. Только не ломай ничего, ладно? А то, боюсь, терпение местных не безгранично.