Ближайший к Виктору мужик бросается исполнять приказ и тут же катиться по полу, скорчившись от удара кулаком в живот. Следующий получает мыском ботинка в колено, сгибается от боли, и старлей пинает его ногой в подбородок — словно пенальти пробивает.
— Гады! Убью!
Я не ошибся. Он хорошо дерется.
Но с такой толпой не справиться даже самому лучшему бойцу.
Виктор успевает завалить еще троих, но пропускает мощный удар в спину. Выгибается от боли, его тут же хватают несколько рук, прижимают к земле. Он что-то кричит, даже не кричит — издает звериный хрип, вырывается, вгрызается зубами в плечо врага.
И все же его валят на землю, топчут — основательно, с деловитым хеканьем, словно дерево рубят…
— Довольно, — убедившись, что полицейский не шевелиться, жрец остановил вошедших в раж мужиков. — Не убейте совсем.
Невозмутимо осмотрел изломанное тело Виктора.
— Хоро-о-ош… Креслав, сильно ли он тебя ранил?
Названный сделал шаг вперед. Его качало. Из-под зажимающей плечо ладони разбегались струйки крови.
— Изрядно. Ровно волк грызанул.
— То боги свою волю явили. Вот он-то вместо тебя завтра и отправится к богине. Воин он ярый, да и лучше так, чем своих отдавать. Отнесите его в мой дом, в подвал. Да на страже кого оставьте.
Полицейского унесли.
Старик безмятежно закончил ритуал и вылил кровь из чаши на камень. Сквозь застилающую глаза муть я увидел, что кровь мгновенно впиталась в непроницаемо-черную поверхность. Проклятый камень выпил ее, и мне было слышно его довольное урчание. Постепенно оно стихло, вместе с ним стихла и пляска древних сил. Я начал чувствовать тело.
Зал опустел. Остались только жрец и четверо носильщиков.
И Саша, забытая на полу, как пустая упаковка.
Беззвучно плачущая Алиса.
И я.
Алиса
Алиса хотела потерять сознание и не могла.
Почему-то она не догадалась закрыть глаза.
В первое мгновение, когда Данила схватил ее и сжал, так сжал, что она еле могла вздохнуть, ей показалось, что все происходящее — ночной кошмар. И сейчас она проснется, задыхаясь оттого, что уткнулась лицом в подушку. Но кошмар все не заканчивался, и она постепенно осознала, что все происходит на самом деле.
Разум пытался защититься, в голове крутилось: «Этого не может быть! Это не взаправду! Это какой-то театральный спецэффект!»
Не помогло.
Потом хватка ослабла, Данила отпустил ее. Встал. Вытащил из кармана на рукаве куртки круглый пенал вроде сигарного. Но это оказался одноразовый шприц. Данила приложил его к вене на шее, нажал кнопку. Раздалось короткое шипение, и пустой шприц покатился по полу. Данила постоял, безвольно опустив руки. Проскрежетал незнакомым, механическим голосом:
— Все. Кончилось.
Алиса бросила один взгляд на его лицо и, вздрогнув, отвернулась. Данила был даже не бледный, а какой-то серый. Как металлическая болванка.
Их заметили, стоило начать спускаться по лестнице. Данила и не пытался сделать это скрытно. Наоборот — он шагал спокойно, похлопывая ладонью по перилам. На четверку носильщиков и жреца даже не смотрел. А тот, казалось, готов был разорвать их взглядом.
Алисе стало нестерпимо жутко. Сейчас и на них набросятся, повалят, станут топтать, как Виктора. И мерзкий старик перережет им горло серпом.
— Отступник! Ты осмелился… Да не стойте же! Убейте его!
Что случилось с первым из подбежавших мужчин, Алиса не уловила — слишком быстро все произошло. Данила как шел, так и продолжал идти, ни на мгновение не запнувшись. Носильщик остановился, словно налетел на стену, постоял с остекленевшим взглядом, рухнул на колени и завалился на бок.
Второй успел ударить Данилу кулаком в лицо, но в следующее мгновение его шея оказалась в захвате, последовал резкий рывок, хруст… Алиса зажала руками рот, увидев, как бесформенным мешком падает на пол еще одно тело.
Расправы с оставшимися двумя носильщиками она не видела — закрыла глаза и отвернулась. Не могла смотреть. Но слышала удары, короткие вскрики и все тот же тошнотворный хруст. И ничего больше. Это молчаливая казнь пугала ее больше, чем если бы Данила кричал, матерился и угрожал.
Потом она услышала исполненный презрения голос жреца:
— Ты осмелился выйти против сида, ничтожество? Ты, наверное, безумен.
Алиса почувствовала, как пространство вокруг меняется. Воздух словно бы уплотнился, стены зала задрожали. Что-то невидимое, но могущественное шевелилось вокруг. Просыпалось.
— Бесполезно.
До Алисы донесся звук удара, булькающий хрип и пространство вокруг разом успокоилось.
Раздался полный боли голос жреца:
— Я не стану вымаливать пощаду!
Алиса оглянулась.
Данила стоял рядом с алтарем. Жреца он удерживал одной рукой, собрав в кулак изумрудную мантию на шее, так что старику приходилось стоять на цыпочках. В середине мантия была разодрана в клочья, и там виднелось что-то мокрое, темное, от вида чего Алису затошнило.
— Это правильно, — согласился Данила. — Такое не прощают.
— Не тебе меня прощать, ублюдок, — прохрипел жрец. — Отродье богомерзкое.
— Алиса, уходи, — попросил Данила, не оборачиваясь. — Я тебя скоро догоню.
Девушка послушно направилась к выходу. Ее разум оцепенел, онемел, как немеет тело от сильного удара. Мир, в котором до этого момента жила Алиса, осыпался старой фреской с идиллическими картинками. И сквозь трещины на нее обрушивался тянущий черный ужас. Его было много, слишком много, до почти физической боли. Алиса с трудом удерживалась на грани, не позволяя себе закричать, забиться в истерике. Маленькими осторожными шагами она вынесла эту переполненную ужасом чашу из дома, и лишь отойдя метров на десять, упала на землю и сжалась в комочек, жалобно скуля.
Потом она услышала крик. Кричали в доме, протяжно, безнадежно.
Она смогла сесть, посмотрела в сторону дома.
Данила вышел из дома и направился к ней. Лицо его было мрачным, но уже перестало казаться металлической маской.
Подошел, протянул сначала правую руку, потом быстро убрал ее, сменил левой. Алиса заметила, как правая рука страшно блеснула мокрым.
— Вставай, надо спрятаться.
— Ч-что?
— Надо спрятаться. Сейчас здесь станет людно.
Алиса затрясла головой, выдавила:
— Что ты с ним сделал?
Данила наклонился, взял ее за руку. Потянул за собой, помогая встать. Алиса попыталась высвободиться, но силы были неравны, парень, похоже, и не заметил ее попытки.
— Что ты с ним сделал? Убил?