– А что насчет меня, док? – спросил Арнарсон.

– Ухо болит?

– Эээ… Вроде бы нет, – нерешительно сказал Викинг.

– Вот когда будешь отвечать на этот вопрос уверенно, тогда и поговорим о выписке.

Доктор сел на свободный стул. Посмотрел на телевизор – на экране мускулистый варвар в художественно разодранной форме UDF размахивал мечом, срубая головы огнедышащему дракону. Из пламени и крови сложились алые буквы: «Защити планету!» Одолевший дракона здоровяк вытирал меч и сочным героическим баритоном обращался к зрителю: «Присоединяйся!».

– Присоединимся? – спросил доктор у Павла.

– Надеюсь, док.

– Значит так. Документы возьмешь у дежурной сестры, моя подпись там уже стоит. Выходишь ты отсюда здоровым человеком, но я бы советовал тебе на недельку отправится в профилакторий.

– Хватит с меня лечения, док.

– Заставить не могу, – развел руками доктор. – Поступай, как хочешь. Но ограничить физические нагрузки настоятельно рекомендую! Вот тебе справка, – он вытащил из нагрудного кармана халата листок размером с ладонь, – чтобы к тебе не было никаких претензий от командиров.

– Хорошо, док, – Павел положил справку на тумбочку, зная, что она ему не потребуется. Он был здоров и полон сил. – Сделаю все, как вы говорите.

– Ну, не смею больше задерживать.

Павел осмотрелся, отыскивая вещи, которые нужно забрать. Наладонный компьютер, на котором они с Викингом играли в шахматы, – собственность Гнутого. Швейцарский нож, незаменимая вещь, – Шайтан очень просил не терять. Блокнот с карандашом – обязательная принадлежность настоящего писателя…

Павел хмыкнул.

И, конечно же, старинная монетка, подаренная сестренкой на счастье.

Пять копеек. Пятачок.

«…раньше была такая примета – бросать деньги, чтобы потом вернуться…»

Он улыбнулся.

Да, пора возвращаться…

– Спасибо вам, док. – сказал Павел.

– Не за что. Работа у меня такая.

– За работу и спасибо…

Он быстро собрался, переоделся – сменил больничную пижаму на военную форму, которая вот уже два дня выстиранная и отутюженная висела в шкафу. Остановился посреди палаты, готовый уйти, но не решаясь сделать это.

Как-то не верилось, что лечение закончилось, и уже не надо будет возвращаться сюда, в небольшую, ставшую привычной и уютной, комнату. И не будет больше неспешных ночных разговоров с мучающимися от бессонницы товарищами по палате, и заглянувший док не пожелает доброго утра, и сестры не будут смеяться привычно над несмешными избитыми шутками.

Все закончилось.

Пора уходить.

Время возвращаться.

– Пока, – Павел пожал руку Арнарсону. – Удачи, – сжал он ладонь Живича. – До свидания, док!

Он шагнул к двери.

– Заглядывай к нам! – сказал ему в спину Живчик.

– Обязательно, – обернулся Павел и запнулся на пороге.

Плохая примета, – подумалось ему. Но он не верил в приметы.

– Счастливо оставаться! – пожелал он и закрыл дверь.

Пустой гулкий коридор вел его к свободе.

2

Мир был переполнен запахами и звуками. Мир был пестр и многоцветен.

Павел шагал по бетонной тропинке, завороженно озираясь.

Он уже ходил этой дорогой, и все вокруг было, вроде бы, знакомо. И все же что-то изменилось. Кусты насаждений сделались зеленее, щебет птиц стал более сочными, стрекот кузнечиков – объемней, воздух – свежее и ароматнее, солнце ярче, бетон осязаемей.

Павел наслаждался.

Нечто подобное ощущаешь, когда затяжную холодную зиму вдруг сменяет жаркая скорая весна: горизонт отступает, небо светится чистой синью, звенит капель, еще сонные мухи гудят басовито, первые бабочки, разбуженные солнцем, порхают, словно сорвавшиеся с ветвей яркие листья, пахнет оттаявшей землей, и хочется сидеть неподвижно, подставив лицо теплым лучам, и слушать, дышать, осязать…

– Ты чего жмуришься? – громкий голос привел Павла в чувство. – Смотри, куда идешь! Чуть не сбил!

– Прошу прощения, замечтался.

Сержант из второй роты шел делать уколы от своей нелечащейся венерической болезни.

– Вижу, – сказал он, ухмыляясь и похабно подмигивая. – Небось о девчонке какой-нибудь думаешь? Да?

– Не совсем, – сказал Павел.

– А о чем же тогда? – удивился сержант.

– Обо всем.

– Ну-ну… – с сомнением в голосе произнес сержант, и подозрительно оглядел Павла. – А ты чего это гуляешь, рядовой? Сбежал? К девчонке?

– Нет. Выписали меня.

– Уже? Сочувствую. Ну, тогда дуй в казарму. А то не дай бог попадешься какому-нибудь офицеру на глаза. В таком-то очумелом виде. Он тебя назад отправит, на экспертизу. Или же ты, действительно, обкуренный?

– Нет.

– Или укололся?

– Нет. Со мной все в порядке.

– Ну, ладно, – похоже, сержант не очень-то поверил.

Расходясь, они оба сошли с тропинки, держа дистанцию, словно боялись заразиться друг от друга.

3

Перед тем, как отправится в казарму, Павел заглянул в солдатское кафе.

Как и в любой другой воскресный день народу в маленьком заведении набилось – не протолкнуться. Все столики были заняты, люди сидели на чем придется: на ящиках, на спинках стульев, на коленях товарищей; барную стойку заслонили плотно сомкнувшиеся спины, покатые, угрюмые и неприступные.

– Эй, Писатель! – окликнули Павла, едва только он вошел. – Давай к нам!

Павел узнал Жана-Карапуза из первого взвода, подошел, пожал ему руку, кивком поздоровался с его товарищами:

– Нет. Я домой.

– А ты что, выписался?

– Да. Только что.

– Ну, это надо отметить! – Жан потянулся к стакану, в котором было налито что-то мутное и пенящееся, наверное, какой-нибудь французский коктейль. Павел покачал головой:

– Не буду, спасибо. Но если хочешь, приходи через час в казарму.

– Ага! – Жан устремил палец Павлу в лицо, прищурился, словно прицелился. – Ты сам пригласил!

– Загляни. Буду ждать, – он дружески хлопнул Карапуза по плечу. Отошел от столика, попытался пробиться к стойке, но не смог, зашел сбоку, где было посвободней, протиснулся кое-как, хлопнул ладонью по стене, привлекая внимание бармена.

– Да?

– Мне бы что-нибудь покрепче, – Павел заговорщицки понизил голос.