– Да уж, – согласился Гнутый и осторожно потрогал опухшую скулу, рассеченную дубинкой охранника.
– А ты о чем сейчас думаешь?
– О доке.
– О нашем? Хочешь, чтобы он посмотрел твою рану?
– Разве это рана?! Тьфу! Я про хота думаю. Как он там с доком? Как док с ним? Эх! – Гнутый вздохнул горестно. – Досталась моя удача другому. Человек он хороший, потому не так обидно… А твой талисман где?
– Здесь.
– Не отобрали при обыске?
– Нет. Сначала не заметили. А потом я уже прятал.
– Где?
– Под языком.
– Не самое надежное место.
– Лучше не нашел.
– А хочешь, фокус покажу? Дай монетку, – Гнутый сел на койке, прислонился спиной к холодной стене, похрустел пальцами и запястьями.
– А что за фокус-то? – Павел не спешил расставаться с подарком сестры.
– Да не бойся ты! Ничего с ней не случится.
– Ну… ладно… – Павел достал пятак из-под тонкого матраца, протянул его товарищу. Тот взял монету, положил на ладонь. Предупредил:
– Смотри внимательней! – Он накрыл пятак другой рукой, дунул на крепко сжатые ладони. Быстро развел их, встряхнул, предъявил Павлу.
Монетка пропала.
– Занятно, – сказал Павел. – И где же она сейчас? Наверное, у меня за ухом? Или в кармане?
– Они может оказаться где угодно, – сказал Гнутый. – Но в действительности она по-прежнему у меня. – Он пошевелил пальцами, и монета возникла у него в руке.
– Понял, где надо прятать мелкие вещи? – спросил Гнутый.
– В руке?
– Точно! Если умеючи, то ее никто не отыщет!
– Научишь?
– Без проблем. А знаешь, кто мне показал этот трюк? Шайтан! До военной службы он был карманником.
– Да ну? – удивился Павел.
– Точно говорю! Таких ловкачей, как он, я в своей жизни не встречал, – Гнутый вернул монету хозяину. Сказал с легкой завистью в голосе:
– Все-таки она тебе помогает!
– Это ты о чем?
– Да все о том же! Я вот хота отдал доктору, и удача от меня сразу же отвернулась. Сколько лет я таскал мясо своей зверюге? И ничего, никто не замечал или же смотрели сквозь пальцы. А тут! Эх! Стали обыскивать, а у меня с собой отборные куски экстерра! С поличным взяли… Так что мне срок побольше вашего выйдет.
– На много ли? Если уж нам неподчинение приказа вменяют в вину, убийство офицера и его сопровождающих… Что там за какие-то куски мяса добавят? Мизер, мелочь!
Гнутый покачал головой, сказал назидательно:
– Нет, Писатель! На войне мелочей не бывает!
Павел посмотрел на свою монетку.
Пять копеек. Мелочь! Что на нее можно было купить раньше? А теперь на нее и вовсе ничего не приобретешь. Теперь не каждый вспомнит, что когда-то деньги такие были: рубли и копейки.
Павел кончиком указательного пальца провел по ребру монеты.
Мелочь…
Но ведь никому он сейчас не отдаст этот металлический кругляш. Не продаст. Ни за какие деньги!
Так что прав Гнутый: на войне мелочей не бывает.
Их еще неоднократно вызывали на допросы. Не всех поочередно, единым потоком, как в первый раз. Теперь работали с каждым отдельно, с кем-то больше, с кем-то меньше. Капрала Некко почему-то вообще не трогали.
Обычно вызывали, чтобы уточнить кое-какие детали. Показывали видеозаписи, просили прокомментировать отдельные моменты, пояснить что-нибудь. Подсовывали бумаги: протоколы, показания, еще что-то. Иногда устраивали очные ставки. Это была единственная возможность увидеть товарищей, и потому допросы перестали быть тягостной обязанностью. Каждый раз, когда кого-то вели в конец коридора к железной двери, он надеялся встретить там добрых знакомых.
И все же, чаще всего, в неуютной комнате поджидали враги.
Теперь сомнений практически не осталось ни у кого – суровое наказание было неотвратимо.
Вся вина возлагалась на десантников.
И они уже почти смирились с этим.
– Рядовой Голованов!
– Я, – нехотя откликнулся Павел.
– На выход! – Охранник уже открывал замок…
На этот раз Павла вел один конвоир. То ли людям из службы внутренней безопасности надоело бродить по голому коридору, и они решили, что тюремщик справится и без них, то ли они были заняты сейчас чем-то неотложным, то ли еще что случилось…
В комнате для допросов стоял все тот же высокий шаткий стул, и все так же остро бил в глаза свет, и стояли охранники, похожие на истуканов. Но вот голос, звучащий из-за стола, с незримой половины комнаты, был другой:
– Здравствуйте, присаживаетесь.
Павел забрался на стул. Он уже привык к нему и больше не опасался потерять равновесие; теперь, сидя на этом стуле, он ощущал себя вполне комфортно.
– Вы можете убрать эту иллюминацию? – сказал голос, обращаясь явно не к Павлу.
Направленный в лицо свет погас, но ослепленный Павел все равно не мог разобрать, кто там сегодня сидит за столом.
– Спасибо, – удовлетворенно сказал голос. – И пожалуйста, уберите охрану.
Тотчас в белой стене открылась узкая неприметная дверь. Истуканы ожили, шагнули в темный проем. В комнате сразу сделалось просторно.
– Ну вот и хорошо, – удовлетворенно сказал голос.
Павел, понимая, что происходит что-то необычное, вновь ощутил неудобство. Стул под ним опять сделался шатким. Неуверенность заставила сжаться сердце, волнение высушило горло.
Глаза постепенно привыкали к новому освещению.
– Вы знаете, зачем вам вызвали? – спросил голос.
– Боюсь ошибиться, – осторожно сказал Павел.
– Мы хотим поговорить с вами о капрале Некко и о рядовом Курте.
– Да? – Павел насторожился. Он уже видел, что в мягких креслах напротив него восседают два высоких человека. Одеты они были в строгие костюмы темно-серого цвета. На рукавах – белые круги – крупные, сразу бросающиеся в глаза. На середине столешницы лежали очки с дымчатыми стеклами.
И Павел вдруг услышал голос Зверя:
«…И теперь эти самые яйцеголовые умники из Невады зачем-то прибыли к нам. Для чего? У тебя есть какие-то мысли по этому поводу, Писатель?..»
Голос звучал в голове так явственно, что Павел вздрогнул.
«…их совсем не интересовало мое дело. Они спрашивали лишь о Курте. О том, как он себя вел. Не заметил ли я чего-то странного в его поведении…»