– Я иду только туда, куда сам считаю нужным.
– Значит, ты отказываешься?
– Да.
– Я чую, чую, – зарычал вдруг тролль откуда-то из-за корявых деревьев, – я дома, благодарю тебя, Блистающий, я ухожу, ты был добр к потерявшемуся троллю, и я назову твое имя – Однозуб.
Ветер улегся. Снег теперь просто сыпал с неба, ровно и тихо, не метался из стороны в сторону, не хлестал в лицо. Истаивал туман.
И вдруг в одно мгновение мир открылся.
Густой лес Зоны исчез. Остались ободранная береза возле костра и знакомая ель, изрядно прореженная топором. Остались отдельные деревья – черные, голые, узловитые. А за ними, совсем рядом, высились острые горные пики, и всюду, насколько хватало глаз, лежал нетронутый снег. Безмолвная, безлюдная пустыня у подножия гор. Только маленькая фигурка, оставляя за собой тонкую цепочку следов, пробивалась сквозь снежную целину к темным зубьям скал – тролль торопился домой…
– Откуда все это? Где лес? Где Зона? – пробормотал Стас, изумленно озираясь. – Где мы?
– Это Уанроан, – сказал маг. – Центральный Мир.
– Что? Как?
– Ты прошел через открытый Портал. И я не знаю, когда ты сможешь вернуться. Костер догорал.
– Погоди! – остановил Стас собирающегося уходить мага. – Скажи, что мне теперь делать? чтоб не замерзнуть…
– Откуда я знаю? – усмехнулся старик.
– Кажется, ты хотел меня нанять?
– Кажется, ты отказался?
– Я передумал.
– Тогда хватит разговоров. Идем!
– Сейчас. – Стас подхватил гитару, оглянулся, втайне надеясь увидеть позади свой мир…
Чащобу Зоны, бурелом. Надеясь почувствовать дыхание потерянного лета. Услышать треск сорок и перекличку кукушек…
Лишь белая безмолвная пустыня. Бескрайняя зима.
– Это только сон, – пробормотал Стас и, увязая в неожиданно глубоком снегу, побежал догонять ушедшего вперед мага. Поравнявшись со своим попутчиком – хозяином? – он спросил:
– Куда мы идем?
– Спасать мир, – ответил маг. “Всего лишь сон”, – подумал Стас. Или безумие.
– Как твое имя? – поинтересовался маг.
– Стас. А твое?
Маг промолчал. Он мерно шагал, и некрепкий наст под ним не проваливался. От фигуры, окутанной сияющим ореолом, исходило тепло, и Стас старался держаться поближе.
“Какой странный и долгий сон, – пронеслось в его голове. – Надо будет сделать снегоступы. И где-нибудь раздобыть теплую одежду… Интересно, что там, за горами, за горизонтом?…”
Право сильного – быть всегда правым.
Право слабого – совершать ошибки.
Девиз гильдии стрелков “Красные платки”.
Это хуже, чем преступление, это ошибка.
Талейран
По белой, запорошенной снегом равнине бежали четыре человека. Бежали неуклюже, косолапо и тяжело, так как на ногах у них были сплетенные из ивовой лозы снегоступы. У одного за плечами висел мешок, небольшой. но, судя по всему, очень тяжелый. Двое других тащили раненого товарища. Раненый, стиснув зубы и слабо постанывая, пытался прыгать на одной ноге, опираясь на плечи своих напарников. Кровь стекала по древку застрявшей в бедре стрелы и кропила чистый, искрящийся снег. Человек с мешком поминутно оглядывался и все торопил своих отстающих товарищей:
– Быстрее! Ну, давайте!…
Все они были тепло одеты – того требовала погода, но сейчас одежда только мешала. Меховые штаны и короткие полушубки стесняли движения, шапки норовили сползти на глаза. Бились о бедра массивные револьверы в кожаных кобурах.
Стрелки отступали с захваченной добычей.
– Быстрей! У них лошади! Мы должны добраться до Портала раньше, чем нас догонят!
– Лошади не пройдут по снегу.
– Снег здесь неглубокий, всадники нас настигнут, если мы не поторопимся.
– Сколько еще времени, Джош?
Человек с мешком, не останавливаясь, залез в карман, за длинную цепочку вытащил яйцеобразный, чуть сплюснутый с боков хронометр, подцепил крышку ногтем большого пальца, бросил взгляд на циферблат:
– Четыре минуты до совмещения.
– Ты знаешь, где Портал?
– Да.
– Мы верно движемся?
– Да. Заткнись. Береги дыхание.
– Ровней! – взмолился раненый. – Держите меня ровней!
– Терпи, Смиф! От такой царапины еще никто не помирал.
– Помирал, – простонал раненый. – Мой дядя. Его оцарапала кошка. Сначала ему отрезали кисть, потом всю руку по самое плечо, но он все равно помер. Раздулся, словно бочонок с порохом, и сдох. Какая вонь стояла дома, пока его не похоронили!
– Заткнись, Смиф! – Раненого тряхнули так, что у него клацнули зубы. Он взвыл.
– Давайте быстрей! – Джош обернулся, раздраженно махнул рукой…
Они бежали, тяжело дыша, поминутно сплевывая на снег вязкую мокроту. Струйки пара вырывались из раскрытых ртов, оседали инеем на мехе воротников и шапок. С хрустом проседал под снегоступами наст.
Джош уже не оглядывался, он смотрел только вперед, выискивая ориентиры, известные лишь ему одному…
Две с половиной недели назад к нему пришли эти трое. “Джош, – сказали они, – мы хотим ограбить караван. У нас есть достоверная информация, что через десять дней в нескольких милях от Желтого Портала пройдет богатый обоз. Очень богатый! У нас нет плана, как лучше провернуть это дельце, а Желтый Портал открывается через Два дня. Ты с нами?” Он посмотрел на этих сосунков, только недавно получивших револьверы и думающих, что стрелок – это тот, у кого на бедрах болтается пара массивных стволов. Он посмотрел на них и спросил: “Вы видели когда-нибудь человека, разрубленного мечом?”
“Нет”, – ответили они, переглянувшись. “Вы знаете, каково это – бежать и придерживать свои собственные кишки, вываливающиеся из распоротого брюха?” – спросил он. “Нет”, – они немного растерялись. “Вы думаете, что аккуратная смерть от пули похожа на смерть от стрелы или меча? Вы ошибаетесь. Вы еще не готовы. Вы дети. Я никуда не пойду с вами” – так сказал он и с безразличием на лице отвернулся. Но их последние слова заставили его изменить решение: “Тридцать килограммов чистого золота. Половина твоя, Джош”.
Все прошло как нельзя лучше. Желтый Портал открылся согласно таблице, они перешли на ту сторону, отыскали тропу, по которой должен двигаться караван, и стати ждать. Целую неделю они жили в диком лесу, питаясь сухарями и солониной. Они грелись у костра, а спали в избушке, выложенной из снежных кирпичей. Однажды на них набрел медведь-шатун, и его пришлось пристрелить. Грохот выстрелов разнесся на несколько миль, но им повезло – местность была безлюдной, и никто ничего не услышал Если бы кто-то прознал, что неподалеку появились стрелки, то им пришлось бы нелегко – и тогда про караван, про тридцать килограммов чистого золота можно было бы забыть.