— С инспекцией, как понимаю? Мы уж и не ждали. Пройдемте на станцию. Вам назначат проводника, который покажет…
— Не стоит, — оборвал Таран. — Я уже увидел все, что хотел.
— А ты что вылупился? — рявкнул комиссар на узника. — А ну пошел…
— Этот трудновоспитуемый подозревается в подготовке взрыва, — перебил его сталкер не терпящим возражений тоном. — Я забираю его до выяснения.
Невольник ненавязчиво звякнул цепями.
— Да! И снимите с него железки.
Комиссар, тучный детина с огромным брюхом и смешными усиками а-ля Пуаро, стал мрачнее тучи, однако перечить наемнику не спешил. Судя по выражению крайней муки на лице, напряженно просчитывал варианты. Затем, решив все-таки не гневить официального дознавателя, дал добро. В конце концов, одним трудновоспитуемым меньше, одним больше… Никто и не хватится.
Всю обратную дорогу, вплоть до самой Звездной, новообретенный попутчик разглядывал собственные ноги, словно видел их впервые.
— Вот ведь парадокс! Кандалы сняли, так теперь ходули заплетаются! И насчет пожрать что-то думать надо… Приодеться, там… Свобода, брат, она как женщина: сперва восторг обладания, потом сплошная головная боль. У тебя, случаем, пожевать больше ничего нет?
Занятный тип, что ни говори… А главное, выглядит так, что возраст не определишь, как ни старайся. Человек вне времени. Еще там, возле обвала, Таран заприметил на плече узника татуировку, только разглядеть не успел. Спросить, что ли? Но впереди уже показался блокпост Звездной. Пока с дозорными препирался, подорожную выправлял…
А потом уже не до расспросов стало. В камере съездов меж Звездной и Московской бывший невольник пошел своей дорогой, в перегон, где до Катастрофы была установлена система пожаротушения. Теперь же в глухом закутке вольготно расположились ремесленные мастерские. Возможно, незнакомец решил начать новую жизнь с этой «тихой гавани»? Или просто не захотел обременять сталкера своим присутствием?
Глядя вслед удалявшейся фигуре в заношенной шахтерской робе, Таран вдруг понял, что даже именем своего спасителя так и не поинтересовался.
— Постой, холера! Как звать-то тебя?
— Андрей, — бросил тот, обернувшись. — Аста сьемпре, команданте. До вечности, брат.
Закончив утренний обход, Палыч добрел до кабинета, с облегчением захлопнул дверь и позволил себе наконец по-старчески сгорбиться. Спину ломило от усталости, а измученные ходьбой ноги еле держали. Кто бы мог подумать, что в столь преклонном возрасте придется брать на себя руководство целой станцией? Смерть Никанора стала тяжелым испытанием для всей колонии. Мало того, что все мозговитые парни давно уже перебрались с периферийной Московской в богатый и обжитой центр, так еще и старожилов, способных взвалить на свои плечи заботу о людях, практически не осталось. Поэтому когда зашла речь о выборах нового главы, напуганные неопределенностью колонисты как-то не сговариваясь подумали об ответственном и неутомимом Палыче.
Придвинув древний телефонный аппарат, старик тяжко вздохнул и снял трубку. Гудок… Еще один… И вот на том конце провода что-то зашуршало, щелкнуло, затем незнакомый девичий голос устало произнес заветное:
— Алло! Диспетчер на связи.
Старик вздрогнул от неожиданности, вытянулся в струнку, насколько позволяла скованная радикулитом спина, и ухватил трубку двумя руками.
— Дочка, родная, мне бы связь с Торговым городом…
— Какую станцию?
— Сенную, милая, Сенную!
— Ждите. Соединяю.
Снова щелчки, хрипы, тихий, на грани слышимости, писк.
— Терентьев слушает.
Дед вскочил как ужаленный, утирая покрывшийся испариной лоб.
— Говорит Палыч… Тьфу! Демьян Павлович, нынешний глава Московской!
Несколько секунд на том конце провода молчали, переваривая информацию, затем раздался тот же строгий голос:
— А где Никанор?
— Преставился, болезный… — старик тяжко вздохнул. — Таперича я за него.
— Послушай, Демьян Павлович, я бы рад с тобой пообщаться, только давай в другой раз, а? Дел невпроворот.
— У меня сообщение от Тарана! — выпалил дед, испугавшись, что начальник Сенной повесит трубку.
— От Тарана? — оживился тот. — Вовремя! Последний день ультиматума истекает, а мы еще ни сном ни духом. Ну, что там у него?
— Он просил передать, — старик заглянул в бумажку, сверяясь, — что след найден, слышите? Найден след! Ведет в Пулковскую обсерваторию. Сейчас сталкер направляется туда!
— В одиночку? Через Южные болота? Но это же самоубийство! — слышно было, как Тертый выругался сквозь зубы.
Палыч придерживался того же мнения. На его памяти отчаянные сталкеры предпринимали как минимум несколько попыток разведать южные пригороды, но каждая из вышедших в рейд вооруженных групп бесследно исчезала в диких пустошах покрытой топями городской окраины.
— У него не было выбора. Чтобы спасти сына, он хоть к черту на рога полезет… — Старик выжидающе вслушивался в шорох эфира, но собеседник молчал. — Вы же направите отряд в подмогу?
В груди кольнуло раз, другой… Схватившись за сердце, Палыч опустился в кресло. Что же он медлит? Почему не отвечает? Или раздумывает, как лучше организовать спасательную операцию?
— Нет. — Отказ Тертого прозвучал как приговор. — Это неоправданный риск. Выручая двоих, погибнут многие. Простая арифметика…
— Простая?! — взбеленился старик. — Ты хоть понимаешь, что…
— Понимаю! — не дослушал начальник Сенной. — Я все понимаю, отец. И не меньше твоего расстроен тем, как все сложилось. Но вести людей на убой не могу. Таранов и сам бы не пожелал чужих смертей… Извини, но мне и вправду пора. Надо подготовить встречу с моряками…
Далекий голос сменился гудками. Механическими. Бездушными. «Неужели все?» Бросив трубку на рычаги, старик с неприязнью отпихнул телефон. Словно оправдываясь, аппарат жалобно бренькнул и затих.
— С божьей помощью, Таран. С божьей помощью…
* * *
Ржавая дверь поддавалась неохотно. Пришлось даже просунуть ствол в щель и использовать автомат в качестве рычага. Варварский способ, конечно, но «калаш» уже вряд ли понадобится. В предстоящем деле требовалась тяжелая артиллерия…
Идея устроить схрон в милицейской будке оказалась правильной. За несколько лет внутрь не попыталась забраться ни одна зверюга, а нежданного визита сталкеров Таран не опасался — слишком близко от диких пустошей, чересчур опасно. Протиснувшись внутрь, наемник аккуратно обезвредил установленную для непрошеных гостей растяжку, смахнул с кофра паутину, щелкнул замком… Вот он. Бережно завернутый в промасленную тряпицу, готовый к работе. «Последний аргумент», как любил называть его когда-то взводный старшина Ребров…