Я набрала в рот воздуха, чтобы голос не дрожал.
— Что я могу поделать? — спросила я просто. — Идти мне некуда. У меня нет ни денег, ни дома…
— Мне очень жаль вас, мисс Астли, — неловко отозвалась Флоренс. — Но в Бетнал-Грин полным-полно отчаянно нуждающихся девушек. Чтобы устраивать их всех у себя, нужно располагать замком! А кроме того — я ничего о вас не знаю.
— Пожалуйста. Всего на одну ночь. Если б вы только знали, сколько раз я стучалась в двери и меня не впускали. Если и вы выгоните меня за порог, мне останется только дойти до ближайшей реки или канала и утопиться.
Она нахмурилась и принялась грызть ноготь; присмотревшись, я обнаружила, что все ногти у нее обгрызены.
— Что именно с вами произошло? — спросила она наконец. — Мистер Баннер думает, вы… вы вышли из тюрьмы.
Я помотала головой и устало объяснила:
— По правде, я жила с одним человеком и меня выкинули на улицу. Вещи мне не отдали (а какие у меня были роскошные вещи!), и я осталась совсем нищей и беспомощной…
Мой голос перешел в хрип. Флоренс глядела молча, потом спросила (несколько настороженно, как мне показалось):
— И кто был этот человек?
Тут я заколебалась. Если сказать правду, как она к этому отнесется? Раньше я считала ее розовой или близкой к тому, но теперь… Быть может, я ошибалась и она была обычной девушкой, а на лекцию меня пригласила просто из дружелюбия. Или она любила девушек, а потом от них отказалась — как Китти. Я поняла, что требуется осторожность: ведь если бы лесбиянка с синяком под глазом постучалась в дверь Китти, ее вряд ли ждал бы приветливый прием. Я прижала ладони к вискам.
— Один джентльмен, — ответила я спокойно. — Я полтора года жила в доме одного джентльмена в Сент-Джонс-Вуде. Он, — (мне вспомнилось выражение миссис Милн), — задурил мне голову всякими посулами. И кучу всего напокупал. И вот… — Я подняла глаза. — Вы, наверное, считаете меня распутницей. Он обещал жениться!
Безмерное удивление в лице Флоренс постепенно уступало место жалости.
— Так вот кто подбил вам глаз, — сказала она. — Этот парень, а вовсе не стремянка.
Я кивнула и тронула свой синяк, потом пригладила волосы, вспоминая.
— Это был настоящий дьявол. Набит деньгами, ни в чем не знал отказа. Как и вы, он увидел меня однажды на балконе в брюках. Он… — я покраснела, — он требовал, чтобы я переряжалась мальчиком, надевала моряцкое платье…
Флоренс испуганно вскрикнула, словно в жизни не слышала ничего ужасней.
— Хуже этих богачей никого нет, поверьте! Есть у вас семья, чтобы к ней вернуться?
— Они… они от меня отказались из-за этой истории.
Флоренс покачала головой, подумала и скользнула взглядом по моей талии.
— А вы… вы не в положении? — спокойно спросила она.
— В положении? — Я ничего не могла сделать: Флоренс словно бы совала мне в руки готовый текст пьесы, оставалось только его зачитывать. — Я была в положении, — я уперлась взглядом в колени, — но теперь нет, он ведь меня избил. Потому-то, наверное, мне и стало сегодня плохо…
Лицо Флоренс странно подобрело; она кивнула, по горлу ее пробежала судорога — я поняла, что Флоренс мне поверила.
— Если вам действительно некуда пойти, то, думаю, эту ночь — но только одну — вы можете провести у нас. А завтра я дам вам несколько адресов, где можно получить койку…
От облегчения я едва снова не лишилась чувств.
— А мистер Баннер возражать не будет?
Мистер Баннер, как выяснилось, и не думал возражать; как и прежде, он проявил больше дружелюбия, чем его жена, и готов был терпеть любые неудобства, лишь бы мне помочь. Мы уселись за стол (когда я явилась, супруги как раз собирались пить чай), и именно мистер Баннер поставил передо мной тарелку и положил в нее жаркое. Я поежилась, и мистер Баннер принес мне шаль. Он же заметил, как я хромала, выходя из туалета, велел мне снять ботинки и принес тазик подсоленной воды, чтобы размочить волдыри. Наконец (и это было самое поразительное) он достал с верхней полки книжного шкафа жестяную табакерку, скрутил две аккуратные сигареты и одну из них предложил мне.
Флоренс тем временем сидела весь вечер чуть в стороне от нас, за обеденным столом, над кучей бумаг — списками, как я наивно предположила, одиноких девиц, а может, счетами из Фримантл-хауса. Когда мы закурили, она подняла голову и чихнула, но не сказала ни слова; время от времени она вздыхала, зевала или растирала себе затекшую шею; муж тогда бросал ей несколько сочувственных, ласковых слов. Однажды раскричался ребенок; Флоренс обернулась, но не двинулась с места; к младенцу безропотно отправился Ральф. Флоренс продолжала работать: писала, читала, сравнивала страницы, надписывала конверты… Она работала и дальше, когда Ральф, зевая, наконец встал, потянулся, коснулся губами ее щеки и вежливо пожелал нам обеим доброй ночи. Я тоже начата зевать и клевать носом — а Флоренс все работала. Лишь около одиннадцати она сдвинула бумаги в кучу и провела рукой по лицу. Заметив меня, она вздрогнула: похоже, за делами она совсем обо мне забыла.
Опомнившись, Флоренс покраснела, потом нахмурилась.
— Мне пора наверх, мисс Астли. Не возражаете, если я постелю вам здесь? Боюсь, другого места не найдется.
Я улыбнулась. Конечно, я не возражала, хотя немного удивилась про себя: по моим расчетам, наверху имелась пустая комната, так почему бы не отвести ее мне? Флоренс помогла мне составить вместе два кресла и пошла за подушкой, одеялом и простыней.
— У вас есть все, что нужно? — спросила она затем. — Уборная там сзади, вы знаете. Если захотите пить, в кладовке стоит кувшин с чистой водой. Ральф встанет в шесть или около того, я — в семь или раньше, если меня разбудит Сирил. Вам нужно будет уйти в восемь, вместе со мной.
Я поспешно кивнула. Мне не хотелось задумываться о предстоящем утре.
Наступило неловкое молчание. Вид у Флоренс был такой усталый и будничный, что у меня возникло нелепое желание, как Ральф, поцеловать ее на ночь. Этого я, разумеется, не сделала, но когда она, кивнув, повернулась к лестнице, я шагнула вперед:
— Просто выразить не могу, мисс Баннер, как я вам благодарна. Вы проявили столько доброты к едва знакомому человеку, а ваш муж, который меня совсем не знает, — и того больше.
Повернувшись ко мне, Флоренс растерянно замигала. Потом положила руку на спинку стула и улыбнулась странной улыбкой.
— Вы решили, что он мой муж?
На меня вдруг напало волнение, я помедлила.
— Ну да, я…
— Он мне не муж! Он мой брат.
Ее брат! Флоренс с улыбкой смотрела на мое растерянное лицо, потом засмеялась; на мгновение передо мной возникла та бойкая девушка, с которой я давным-давно разговаривала на Грин-стрит…
Но тут сверху донесся детский плач, мы обе подняли глаза, и к моим щекам прилила кровь. Флоренс это заметила и перестала улыбаться.