Как дух туда попадает?
Его сопровождает один из тех проводников или духов-хранителей, которых мы называем ангелами.
Какой видится нижайшая сфера духу, только что покинувшему землю?
Она предстает местом величайшего покоя, яркого света, разноцветья красок, радости и т. п., здесь найдется эквивалент всего, что приятно глазу и сердцу.
Кто привечает нового духа?
По прибытии в нижнюю сферу проводник отводит духа в вышеупомянутое место, где уже собрались все его друзья и родные, оказавшиеся там прежде него. Они встречают его улыбками и отводят к пруду с сияющей водой, дабы он искупался. Затем они дают ему ниспадающие одежды и ведут в приготовленный для него дом. Одеяние и жилище созданы из чудесных веществ.
Каковы обязанности духа на время пребывания в данной сфере?
Он должен очистить свои мысли и подготовиться к вознесению в следующую сферу.
Сколько всего сфер должен пройти покинувший землю дух?
Их семь, и высшая из них — обитель ЛЮБВИ, которую мы называем БОГ!
В какой мере может рассчитывать на успешное продвижение по этим сферам дух человека средней религиозности, умеренного великодушия, невысокого общественного положения и т. д.?
Персоны, взрастившие в себе мягкость и добросердечие, с легкостью преодолеют все сферы, независимо от положения, какое занимали на земле. Для личностей низменных, неистового и мстительного нрава, продвижение окажется...Здесь бумага прорвана, полагаю, на слове «затруднительным».Особо подлых людей не допустят даже в нижайшую сферу, описанную выше. Их препроводят во мрак, где заставят тяжко трудиться, пока они не признают своих ошибок и не раскаются в грехах. Сей процесс может занять много тысячелетий.
Как медиум-спирит устанавливает связь с этими сферами?
Медиуму-спириту не дозволительно входить в семь сфер, но порой его или ее допускают к их вратам, чтобы краем глаза увидеть чудеса. Его или ее могут также пропустить во мрак, где покажут изнывающих в труде грешных духов.
Что есть подлинный дом медиума-спирита?
Подлинным домом медиума-спирита является не этот и не тот свет, но смутный неуловимый край, что лежит между ними...
Здесь мистер Винси вписал: «Вы — медиум-спирит, ищущий свой подлинный дом? Тогда вы найдете его на...» — и дает адрес своей гостиницы. Он получил эту книжицу от господина из Хэкни и собирается передать знакомому с Фаррингдон-роуд. Мне он принес ее тайком и сказал: «Заметьте, этакие вещицы я показываю не всякому. Скажем, мисс Сибри ее не получит. Подобные книги я держу лишь для тех, к кому расположен».
Чтобы цветок не завял: в вазу с водой добавить капельку глицерина. Тогда лепестки не побуреют и не опадут.
Чтобы предметы светились: купить изрядно светящейся краски, предпочтительно в лавке, расположенной в квартале, где тебя не знают. Краску разбавить капелькой скипидара и окунуть в нее муслиновые ленты. Дать лентам высохнуть и встряхнуть; осыпавшийся светящийся порошок можно собрать и покрывать им любой предмет. Запах скипидара можно перебить капелькой духов.
Ездила в Миллбанк. За воротами я увидела кучку стражников и двух надзирательниц — мисс Ридли и мисс Маннинг, чьи форменные платья были скрыты накидками из медвежьего меха; обе подняли капюшоны, поскольку было зябко. Заметив меня, мисс Ридли кивнула. Ожидалась доставка заключенных из следственной тюрьмы и других острогов, и они с мисс Маннинг пришли забрать узниц.
— Ничего, если я подожду с вами? — спросила я, ибо еще не видела, как здесь принимают новеньких.
Мы ждали, караульные дыханьем согревали руки, а затем от сторожки донесся крик, послышались цокот копыт и грохот железных колес, и во двор, переваливаясь на гравии, въехала мрачная колымага без окон — тюремный фургон. Поздоровавшись с возчиком, мисс Ридли и старший караульный пошли открывать дверцы.
— Первыми выведут женщин, — сказала мисс Маннинг. — Сейчас, глядите.
Плотнее запахнув накидку, она шагнула к фургону, я же осталась на месте, чтобы рассмотреть выход заключенных.
Их было четверо: три девушки, совсем юные, и средних лет женщина с кровоподтеком на скуле. Руки, накрепко скованные кандалами, они держали перед собой и, неловко соскочив с высокой ступеньки фургона, секунду стояли и озирались, щурясь на блеклое небо, устрашающие башни и желтые стены Миллбанка. Лишь женщина смотрела безбоязненно, но она, как выяснилось, была привычна к этому виду; когда узниц сбили в неровный строй и приготовились увести, я заметила, как сузились глаза мисс Ридли.
— Так, снова ты, Уильямс, — сказала она, и побитое лицо женщины омрачилось.
Я двинулась следом за группкой, которую замыкала мисс Маннинг. Девушки все так же испуганно озирались, и одна, обернувшись, что-то шепнула соседке, но ее тут же одернули. Их неуверенность напомнила мое первое посещение тюрьмы; еще и месяца не прошло, но как же я свыклась с унылыми безликими коридорами, что некогда так ошеломляли, с караульными и надзирательницами, решетками и дверьми, щеколдами и засовами, каждый из которых чуть по-иному лязгает и щелкает, грохочет и скрипит, в зависимости от размера и предназначения! Странно, однако мысль об этом вызвала удовлетворение, смешанное с тревогой. Вспомнились слова мисс Ридли о том, что теперь она с завязанными глазами пройдет все коридоры, и мое сочувствие к бедным надзирательницам, скованным суровым распорядком не меньше заключенных.
Я чуть ли не обрадовалась тому, что попадаю в женский корпус через вход, который не знала, и прохожу в помещения, где прежде не бывала. В первой комнате располагалась надзирательница, в чьи обязанности входило проверить бумаги всех вновь прибывших и занести сведения о них в толстый тюремный гроссбух. Женщину с фингалом она тоже одарила тяжелым взглядом.
— Можешь не представляться, — буркнула приемщица, водя пером по странице. — Чего теперь отчебучила?
Мисс Ридли читала сопроводительную бумагу.
— Воровство, — бросила она. — Злостное сопротивление аресту. Четыре года.
Приемщица покачала головой:
— Ведь только в прошлом году вышла, а, Уильямс? Помню, так надеялась получить место в доме набожной леди. Что случилось-то?
Мисс Ридли ответила, что кража имела место именно в доме набожной леди, а полицейский, производивший арест, был атакован предметом из ее похищенного имущества. После надлежащей записи по всем пунктам Уильямс велели отойти и вызвали следующую заключенную — темноволосую девушку, смуглую, как цыганка. Приемщица что-то дописала в книгу и мягко спросила:
— Ну, черноглазка, как зовут-то?
Джейн Бонн, двадцати двух лет, осуждена за подпольные аборты.
Имени следующей узницы не помню, двадцать четыре года, уличная воровка.
Третья — семнадцатилетняя девушка, которая взломала подвал лавки и устроила там поджог. Едва приемщица стала задавать вопросы, она расплакалась, размазывая по лицу слезы и сопли; мисс Маннинг подала ей салфетку.