— Твои духи? — задумчиво повторил Донгар. — У тебя и впрямь есть шаманские духи, однако?
Хадамаха поглядел на Донгара с удивлением: о чем он?
— Дога-а-адливый! — с томной улыбкой на губах протянул Канда. — Никто не догадался, Великий Кайгал догадался. Знаешь только что? Я думаю, не такой уж ты великий! Я все же убью тебя, Кайгал! Потом убью твоих нелепых друзей… — он кивнул на остальную троицу.
— Это я-то нелепая? — взвилась над черной водой Аякчан. — В такой рубахе? — она коснулась вышивки на рукаве, и на губах ее вспыхнула счастливая улыбка. Нормальная, девичья улыбка, после безумной ухмылки Канды она была как глоток горячего взвара в ледяную Ночь!
— …Потом я вернусь — ох, что я сделаю с теми зверушкам! — забормотал Канда. Он словно бы… терял краски. Вот поблек шаманский плащ, обесцветилась и посерела шаманская шапка из ярких перьев. Тело Канды начало выцветать, превращаясь в бесформенную тень. На месте лица мелькнула кривляющаяся рожа с перекошенным на сторону ртом, глазами, одним прижмуренным, другим жутко выпученным, и торчащим из-под короткой верхней губы клыком. Рожа тут же исчезла, растворившись в серости — лишь двумя фонарями горели лишенные даже проблеска мысли глаза.
— А что я сделаю со всем Сивиром! — невидимыми губами бормотала тень. — Со всем Средним миром!
— Все, полная откочевка юрты! — с некоторым даже сочувствием сказал Хакмар.
— Убейте Донгара Кайгала! — пронзительно завопил Канда-тень. — Убейте их всех! Отомстите за себя!
Из груди тени, из живота, прямо из головы вылетели духи с зашитыми ртами. И в жутком молчании ринулись на Донгара. Черный шаман превратился в вихрь из черной воды и дыма, прошитый тонкими сполохами Алого пламени. Темнота лопнула, как скорлупа яйца, и духи разлетелись от удара колотушкой. Прежде чем они ринулись на Донгара снова, черный шаман пронзительно засвистел.
Черная вода содрогнулась от гулких скачков, серые берега отпрянули, как в испуге. По течению Реки скакал гигантский заяц. Вода выплеснулась, будто прошитая изнутри иглой, и дух харги обвился вокруг Канды-тени, приматывая призрачные руки к призрачному телу.
— Ты что делаешь? — завопил Канда.
— Держу. Долго не удержу, — сообщил харги Донгару. Крюк на его второй руке зацепился за шею Канды, прижимая голову шамана к груди.
— Сколько сможешь. И я забуду, что ты тут творил. Все за мной! — Донгар с разбегу взлетел по лохматой лапе зайца. — Хорошего зайца Аякчан нашла! Это заяц Дьайык. Она твоей Калтащ вроде как помощница. — Он помог Хадамахе влезть по задней лапе.
— Больше не спорит, что она — его Калтащ, — заметил карабкающийся следом Хакмар и уселся за Хадамахой, крепко ухватив его за пояс.
— Я вообще все делаю хорошо! — крикнула Аякчан, пикируя сверху в вихре шелка, мехов и пышных волос. — А с Кандой мы сражаться не будем?
— Нет! — Донгар вцепился в мех у основания заячьих ушей — обхватить все ухо его ладони не хватало. — Пожалуйста, однако, заинька, вверх по реке гони!
Черный глаз-озеро покосился назад — и заяц поскакал.
— А… почему… сражаться… не… будем? — подпрыгивая в такт заячьим скачкам и проваливаясь обратно в густой мех, выкрикнул Хадамаха, оглядываясь на тень, извивающуюся в хватке харги.
— Потому что нет на самом деле никакого Канды! — прокричал в ответ Донгар.
— И давно? — удивился Хакмар, тоже оглядываясь.
— С самого его шаманского посвящения! — ответил Донгар, и в голосе его промелькнула печаль.
Я ж говорил, плохо быть недоучкой! — перекрывая бьющий в лицо ветер, прокричал Донгар. — Я чувствовал, что-то с этим Кандой не так! И Хадамаха говорил, и Аякчан говорила, и сам я говорил, а догадаться все не мог!
— Не помню, что я говорила, но наверняка что-то умное! — согласилась Аякчан.
— Про шаманское посвящение говорили! — крикнул Донгар. — Что Канда раньше слабым был и его отец-шаман хотел вместо него ученика брать…
В речь Донгара ворвался отчетливый топот копыт. Туманные берега точно разрезало, и в прорехи вырвались трое оленей. Шкуры их сияли небесными сполохами, совсем как шкурки маленьких оленят на хорее, которые Канда пропитал чужй удачей. Только вот маленькими эти олени не были! Даже в сравнении с гигантским зайцем олени казались внушительными зверюгами. Ветвистые рога доставали до верха заячьей лапы. А главное — то были вовсе не рога!
— Саблерогие олени! — заорал Донгар.
Рога оленей отблескивали сталью — потому что это и была сталь! Торча во все стороны заточенными клинками, из черепов оленей росли самые настоящие сабли!
Заяц покосился черным испуганным глазом на догоняющих его монстров и понесся такими длинными размашистыми прыжками, что Хадамаха уже не сидел, а реял над его спиной, держась только за шерсть.
Олени отстали, но тут же топот сзади усилился… самый сильный из троицы нагонял зайца. Тускло отсвечивающие заточенными кромками рога поравнялись с заячьим хвостом, острые сабельные кончики промелькнули рядом с заячьей лапой. Олень дернул головой, и рога-сабли вонзились зайцу в бок. Скользнули по длинному пушистому меху. Оленя занесло, и саблерогий кубарем покатился по Черной реке, пеня сабельными рогами ее антрацитовую гладь. Затопотало с другой стороны. Второй олень шел на зайца, как по весне в атаку на соперника — низко наклонив голову и выставив сабельные рога. Бац! Стальные клинки вонзились зайцу в лапу. Из широкой, как пещера, заячьей пасти вырвался оглушительный, душераздирающе-жалобный крик. В черную воду закапали громадные, как лужи, алые капли крови.
— Зайчика обижать! — яростно завизжала Аякчан.
Хакмар опрокинулся на бок, повис, вцепившись в длинную светлую шерсть… и рубанул оленя мечом. Дза-н-ннг! Меч достал по касательной, самым кончиком, лишь насмешливо звякнула сталь оленьих рогов. Рыжее пламя хлынуло из клинка — и тут же сверху обрушился Голубой огонь Аякчан. С саблями, заменяющими оленю рога, творилось жуткое. Они накалились, светясь изнутри багряно-алым. И начали сворачиваться, как трубочки бересты. Капли кипящего металла потекли оленю на спину, трубя от боли, он завертелся на месте и с размаху сунул голову в черную воду. Бум! Позади остался лишь вскипевший над водой Огненный шар.
— Так его, по рогам! — успел завопить Хадамаха… и тут же пришлось прыгать. Отставшие олени — уже двое — неслись совсем рядом с зай цем. Меняя облик в прыжке — прощайте штаны, прощайте парка! — Хадамаха распластался над оленьими рогами. На миг внутри точно Огненный шар вспыхнул — тускло сверкающие стальные рога глядели ему прямо в живот! Он извернулся — на спину оленю ухнул здоровенный медведь. От свалившейся на спину лохматой туши у саблерогого подломились передние ноги. Медведю этого мига хватило. Он вцепился лапами в основания рогов… взревел от боли, но лишь сжал крепче… и резко крутанул оленью башку влево. Заточенные сабельные рога вонзились в шею скачущему рядом второму оленю. Медведь прыгнул. За его спиной отчаянно кричал раненый олень, но медведь уже карабкался зайцу на спину, пятная длинную шерсть кровавыми отпечатками.