— Ну вылитая ваша бабушка в детстве. Та тоже была темноволосая и голубоглазая. Уэверли, что ни говори.
Сидни прижала Бэй к себе. Никакая она не Уэверли.
— Клубничные тартинки — ее любимое лакомство. Спасибо тебе.
— Приятно, когда вещи оказываются кстати. — Она похлопала Сидни по коленке. — А где Клер?
— На кухне, готовится к банкету.
— Ты будешь ей помогать?
— Да.
Сидни почувствовала на себе проницательный взгляд Эванель. Она всегда любила пожилую даму. Какой ребенок не любит бабушку, которая дарит подарки? Но ей всегда казалось, что Клер лучше понимает Эванель.
— Запомни то, что я тебе скажу. Клер ненавидит просить.
Бэй убежала обратно во двор и принялась снова делать колесо, красуясь перед ними. Они похвалили девочку. Эванель немного помолчала, потом добавила:
— Это нелегко — просить о помощи. У тебя хватило храбрости приехать сюда. Я горжусь тобой.
Сидни встретилась с пожилой дамой взглядом и увидела, что та все понимает.
Было пять часов вечера пятницы, когда Клер с Сидни и Бэй вернулись домой из Хикори, где проходил банкет. Бэй уснула по дороге. Сидни боялась, что Клер будет недовольна присутствием племянницы, но та не сказала ни слова поперек, когда Сидни заикнулась, что пока не хочет оставлять дочку с Эванель. Они прожили в городе всего три дня, и она не могла оставить девочку одну в незнакомом месте. «Разумеется, — ответила Клер. — Она поедет с нами». И все.
Бэй была на седьмом небе от счастья. Пожилые дамы из Ассоциации любителей ботаники млели от нее, и каждый раз, когда Клер с Сидни возвращались на кухню, закончив собирать грязные тарелки или наполнять опустевшие бокалы, они обнаруживали, что девочка привела помещение в порядок или разобрала содержимое переносных холодильников с присущим ей инстинктивным умением угадывать место каждой вещи.
Сидни отнесла дочку наверх и уложила в кровать, потом включила напольный вентилятор, который Клер принесла с чердака, потому что в доме стремительно утверждалось лето, наполняя комнаты жарой. Потом она переоделась в шорты с футболкой, полагая, что Клер сделает то же самое перед тем, как разгружать вещи из фургона.
Но когда Сидни спустилась обратно на первый этаж, оказалось, что Клер уже успела перенести все на кухню и загрузить посудомоечную машину, а теперь засыпала графины содой и заливала горячей водой, чтобы отмокли. Она была в той же блузке и юбке, поверх которых был повязан тот же самый синий фартук.
— Я хотела тебе помочь, — сказала Сидни.
Клер, похоже, удивилась ее появлению.
— Я сама справлюсь. Когда я нанимаю подручных, они помогают только обслуживать гостей. Можешь отдыхать. Я не знала, что тебе удобнее, чек или наличные, поэтому остановилась на наличных. Конверт вон там.
Она указала на кухонный стол.
Сидни опешила. Она ничего не понимала. Разве день не прошел замечательно? Разве они не отлично работали бок о бок? Угощение пришлось любительницам ботаники по вкусу, и Сидни тоже хвалили за то, как расторопно она справлялась со своей работой. Поначалу она немного нервничала. Раньше, в бытность свою официанткой, она обсчитывала клиентов, недодавала им сдачу. Если ее уличали в нечестности, она улыбалась, строила глазки и всячески старалась замять неприятное происшествие. На руку ей было и то, что она обыкновенно спала с управляющим заведения, так что он всегда вставал на ее сторону, если жалобщики все же пытались искать справедливости. Она могла обвести вокруг пальца кого угодно. Сидни боялась, что, вернувшись к той же работе, она может вновь вспомнить те дни и опять возьмется за старое. Но ничего такого не произошло. Работать честно и усердно оказалось на удивление приятно. И вспоминалось ей, пожалуй, лучшее время в ее жизни, когда она работала в салоне красоты в Бойсе. Ей вспоминалось, как гудели у нее ноги, как сводило руки и как срезанные волосы забивались под одежду и кололись, вызывая зуд. Все это ей нравилось.
А теперь Клер заявляет, что больше не нуждается в ее помощи. Сидни осталась стоять на месте, а Клер продолжала работу. И что ей делать? Она сойдет с ума, если будет сидеть без дела и лишь время от времени помогать Клер на выезде. Та не позволяла ей даже хлопотать по хозяйству.
— Может, тебе чем-нибудь помочь?
— Да я уже почти все сделала. Я привыкла.
Ни слова не говоря, Сидни взяла конверт с деньгами и через черный ход вышла во двор к своему «субару». Она прислонилась к машине и пересчитала деньги. Клер не поскупилась. Можно было куда-нибудь съездить и на что-нибудь потратить эти деньги. Наверное, Клер этого от нее и ожидала. Заправить машину. Повидаться к кем-нибудь.
Но у нее не было номеров, и ее могли остановить. И потом, ей решительно никого не хотелось видеть.
Сидни сложила конверт пополам и сунула в задний карман шортов. Возвращаться в дом и смотреть, как Клер работает, ей не хотелось, и она медленно пошла по дорожке, поддавая ногами гравий, который, наверное, Клер потом будет тщательно разравнивать граблями, чтобы привести все в первоначальный вид.
Она обошла дом и взглянула на участок Тайлера. Его джип стоял у обочины. Повинуясь какому-то порыву, Сидни пересекла двор и поднялась на его крыльцо. Она постучала в дверь и стала ждать. Никто не открывал, и она глубже засунула руки в карманы. Может, он уснул? Тогда придется возвращаться обратно домой.
Но тут она услышала шаги и улыбнулась, вытащила руки из карманов. Тайлер открыл дверь. Он был в заляпанных краской джинсах и футболке, и вид у него был слегка взъерошенный и какой-то растерянный, как будто он постоянно недоумевал, куда подевалось время.
— Привет, — произнесла она после того, как он несколько секунд в замешательстве смотрел на нее. — Я Сидни Уэверли, ваша соседка.
Он наконец улыбнулся.
— Ах да. Я вспомнил.
— Я решила зайти поздороваться.
Он заглянул сначала куда-то ей за спину, потом покосился в сторону, а под конец высунулся за дверь и посмотрел на дом Уэверли. Сидни поняла, кого он ищет, и удивилась, каким образом ее сестрице удалось так охмурить этого бедолагу. Может, у него слабость к маньячкам, помешанным на порядке?
— Я без Клер.
На его лице отразилось разочарование.
— Прошу прощения, — сказал он, отступая в сторону. — Проходите, пожалуйста.
В детстве ей несколько раз доводилось бывать в этом доме, когда еще жива была старая миссис Сандерсон. С тех пор тут многое переменилось. Стало светлее, да и пахло теперь куда как лучше: старая миссис Сандерсон была страстной кошатницей. В гостиной появился симпатичный красный диван и несколько уютных кресел, однако все они были расположены в странных местах, как будто их бросили стоять там, куда при переезде поставили грузчики. К стенам были прислонены картины, которые требовалось обрамить, повсюду громоздились картонные коробки.