Эгертон застиг Пенну врасплох. Больше она на подобный трюк не попадется. Пенна приняла меры, чтобы больше никто не посмел появляться в ее королевстве незамеченным.
Поэтому Тзаттогу пришлось долго стучать у ворот высокой черной крепости, в которой, окруженная роскошью, жила его королева. Наконец Пенна соизволила впустить его.
— Мы давно не виделись, — произнес он, расправляя крылья и заслоняя ими солнечный свет.
Густая темная тень опустилась на Пенну. Девушка подняла голову и увидела лицо своего возлюбленного: утонченно-прекрасное, ослепительно бледное, с кроваво-красными губами и красным огнем в глазах.
— Ты стал выше ростом, Тзаттог, — промолвила Пенна. — Или мне так показалось?
— Нет, я действительно… увеличился в размерах, — кивнул Тзаттог. — А ты превратилась в красавицу.
— Я такова, какой хочу казаться, — отозвалась Пенна. — Сегодня мне нравятся черные волосы и черные глаза. Посмотри, какая бархатная у меня кожа! Когда у меня было мое прежнее бренное и жалкое тело, кожа у меня была совершенно не такая. Зеленая и шершавая. Вспомнить страшно.
— Да, ты красавица, — повторил Тзаттог.
— Для чего ты пришел? — спросила Пенна. — Ты дал мне все, чего я могла бы пожелать: безопасность, собственный мир, свой дом… И не такой иллюзорный, как у всех этих несчастных людишек и прочей мелочи, которые возводят себе хижины из мусора и рассчитывают таким образом отгородиться от мира и всех земных бед. Нет, мой дом — настоящая крепость, и никакие земные заботы над ним не властны. И это дал мне ты!
Тзаттог молчал, наслаждаясь ее признаниями.
— Но коль скоро мне от тебя ничего не нужно, — продолжала Пенна, — значит, это ты хочешь получить от меня какой-то дар. Спрашивай. Я слишком многим тебе обязана.
— Я хотел предупредить тебя, моя королева, — заговорил Тзаттог, — о том, что завтра состоится важная битва. Те, кого я собрал под мои крылья, выступят против так называемого воинства Сеггера.
— Сеггер? — Пенна поежилась. — Я не люблю Сеггера. Их инквизиторы считают нас, архаалитов, еретиками и преследуют по всему Лаару. Меня чуть не сожгли… О да. Человека, который дал мне приют, пытали и убили, а меня хотели сжечь. И если бы не… О да… — Она говорила медленно, как бы припоминая отдаленные события. — Там был один маг, тоаданец. Благодаря ему я осталась жива.
— Если бы тоаданец не пришел к тебе на помощь, — поспешно проговорил Тзаттог, — то неужели ты думаешь, что я остался бы в стороне? Неужто ты всерьез полагаешь, что я мог бы позволить тебе сгореть?
— Я не знаю, — ответила Пенна спокойно. — Я знаю лишь то, что произошло на самом деле. Я знаю, кто спас меня. Это был не ты. Но потом… — Она улыбнулась самой чарующей улыбкой, на какую только была способна. — Потом это все время был ты. Всегда — только ты, и никто другой.
— Рад это слышать, — вздохнул Тзаттог. — Я защищаю тебя уже давно. А с тех пор как ты стала частью меня, я оберегаю тебя лучше, чем когда бы то ни было. Однако же я обязан быть честным с тобой, Пенна. Я собрал великую армию, но те, кто нам противостоит…
— Нет, — Пенна покачала головой, — даже и не помышляй об этом. Они не могут победить тебя.
И она улыбнулась ему так доверчиво и радостно, что Тзаттог вдруг испугался. До сих пор он считал Пенну некоей частью его собственной личности. Она придавала ему сил, она делала его как бы «объемным». Подобно большинству порождений Тьмы, Тзаттог был неполноценен, слишком однобок, слишком примитивен и прямолинеен; и при этом — в отличие от большинства порождений Тьмы — Тзаттог прекрасно осознавал свою неполноценность. Поэтому он и разыскивал королеву умертвий — ту, которая наполнит его жизнью, научит видеть мир ясными глазами, придаст его существованию остроту и неоднозначность.
Поглотив Пенну, Тзаттог испытал ни с чем не сравнимое наслаждение. Ему и раньше доводилось в буквальном смысле слова съедать партнершу: он пожирал и тела, и души тех, кто соглашался разделить с ним жизнь. И только Пенна, добровольно отдав ему всю себя, преподнесла Тзаттогу истинное могущество. Физически он сделался намного сильнее, а душевно — обрел глубину.
И все же, в представлении Тзаттога, не он был для Пенны, а Пенна — для него. Королева умертвий была лишь приправой, пряностью, а себя принц-упырь полагал главным блюдом.
И вот выясняется, что это совершенно не так…
Доверчивость Пенны сбивала Тзаттога с толку. Он-то сам никогда не был доверчив, даже по отношению к тем, кого считал своими союзниками, подчиненными или покровителями. Неужели девушка сохранила самостоятельность? Невозможно, немыслимо! Ведь тогда выходит, что некая часть Тзаттога Тзаттогом не является…
— Завтра опасная битва, — повторил Тзаттог. И исчез из покоев королевы умертвий так поспешно, словно откуда-то вышли незримые хищные звери и принялись яростно кусать его за пятки.
* * *
Первое, что увидели солдаты Эсайаса Новера на следующее утро, был чумной тотем. Отвратительная башня, сложенная из грязи, ломаных палок, костей, птичьих перьев… Никогда прежде Эсайасу не доводилось наблюдать вещь настолько противоестественную. Казалось, лишь извращенное сознание какого-то потустороннего монстра могло породить подобную гадость. Созидателями тотема двигала ненависть, а не любовь, и от жуткого сооружения исходила лютая злоба, которая готова была подчинить себе все на свете.
Солдаты остановились. Многие потянулись к амулетам, которые носили на шее. Настоятель монастыря превосходно отдавал себе отчет в том, насколько важны такие обереги: они и поднимают дух людей, и на самом деле отражают кое-какие злые чары. Возможно, не все. Возможно, лишь очень немногие. И все же случаи чудесной помощи от амулетов известны.
У Эсайаса также имелся такой на шее — золотой глаз с мощами святого борца за веру, вмонтированными в зрачок Глаза Сеггера. Вещь могущественная и в то же время красивая, амулет вполне мог служить украшением. У солдат были обереги попроще, не из золота, но все без исключения получили из рук настоятеля эмалевый глаз или мощи, зашитые в мешочек.
Навстречу воинам Сеггера прямо из-за тотема выступили двое в длинных темных одеждах. Казалось, они не стоят на земле, а зависают над ней. Полы их одеяний слегка колебались, как бывает, когда плащ или платье висит на вешалке. Их лица были скрыты капюшонами, но что-то подсказывало Эсайасу, что если перед ним и люди, то сильно измененные темной магией.
Эсайас вышел вперед. Он гордо вскинул голову и прокричал:
— Кто вы такие? Почему преграждаете нам путь?
Двое не ответили. Они продолжали безмолвно рассматривать войско, стоявшее перед ними. Затем один из них отозвался громким, резким голосом, в котором — Эсайас оказался прав! — звучало что-то нечеловеческое:
— Пророки тумана перед вами. Кто вы такие?
— Я — Эсайас Новер, предводитель воинства Сеггера. Вы можете видеть нашего красного орла в круге — орла Тугарда! Откройте ваши глаза и узрите наш священный символ!